Невеста герцога
Шрифт:
Амелию пронзил трепет.
— Пожалуйста, — взмолилась она, запустив пальцы в его волосы и притягивая его к себе.
Если он отвергнет ее сейчас… она этого не вынесет.
— Ты мне нужен, — прошептала она.
Он замер на секунду, а затем сжал ее в страстных объятиях и приник к ее губам.
Это был непросто поцелуй. Казалось, он упивается ею.
— О да, — вздохнула Амелия, прижавшись к нему еще крепче. Именно этого она хотела: почувствовать свою силу, осознать, что она на что-то решилась. Ведь это она поцеловала его.
И
Ее охватила дрожь. Она паяла изнутри. Ей хотелось повалить его на землю, оседлать и…
Милостивый Боже, что с ней творится?
Кем бы она ни была раньше, та женщина исчезла, оставив вместо себя распутницу, как будто она не потратила двадцать один год своей жизни, стараясь стать настоящей леди. Когда она поцеловала его точнее, бросилась к нему, умоляя не отталкивать ее, ею двигали эмоции: гнев, отчаяние, печаль. Ей хотелось хоть раз в жизни почувствовать себя хозяйкой положения.
Но теперь эмоции исчезли. Ее охватила потребность, которой она никогда раньше не испытывала. Она зародилась глубоко внутри ее, в тех местах, о которых она никогда даже не задумывалась.
И он, Томас, только усугублял ее.
— Пожалуйста, — взмолилась Амелия, хотя и не знала, чего просит. Его губы переместились на ее шею и она застонала от наслаждения.
Его руки были везде, блуждая по ее телу. Но ей хотелось большего. Ей хотелось его тепла, его силы, жара его кожи. Ей хотелось выгнуть спину и раздвинуть ноги.
Ей хотелось двигаться так, как она никогда не считала возможным.
Они попыталась стянуть с себя плащ.
— Ты замерзнешь, — сказал Томас.
Она попыталась вытащить правую руку из рукава.
— Ты согреешь меня.
Он отстранился, ровно настолько, чтобы она могла видеть его лицо.
— Амелия… — произнес он голосом прежнего Томаса, того, который всегда поступал правильно.
— Не останавливайся, — взмолилась она. — Не сегодня.
Он обхватил ее лицо руками, устремив на нее взгляд, полный муки.
— Я не хочу… — сказал он.
«Но должен». Они оба знали, о чем он промолчал.
— Я… не могу. — Томас испустил прерывистый вздох, заставив себя отступить на шаг. — Я не могу сделать ничего такого, что… — Он помедлил, тщательно подбирая слова. — Если я это сделаю, Амелия… — Он запустил пальцы в волосы, впиваясь ногтями в Кожу головы. Ему нужна была боль. Все, что угодно, что помогло бы ему обрести почву, собраться с мыслями и не потерять контроль над собой.
— Я не могу сделать ничего такого, что решило бы твое будущее. — Он взглянул на Амелию, отчасти надеясь, что она отвернулась. Но нет, она смотрела на него, широко распахнув глаза и приоткрыв рот. С ее губ срывалось дыхание, повисая туманом во влажном воздухе.
Это была пытка. Его тело тосковало по ней. Его разум…
Его сердце.
Нет. Он не любит ее, не может любить. Бог не может быть настолько жестоким, чтобы наказать его еще и этим.
Он заставил
Шнуровка у ворота ее ночной рубашки были практически распущена.
Томас сглотнул. Ему приходилось видеть ее более обнаженной. Вечерние платья обычно имели глубокий вырез. И тем не менее он не мог отвести глаз от концов тесемок, упавших на округлости ее груди.
Интересно, если он потянет за конец тесемки, ворот ее ночной рубашки разойдется? И она соскользнет с плеч?
— Идите в дом, — грубовато произнес он. — Пожалуйста.
— Том…
— Я не могу оставить вас здесь одну и не могу… не могу… — Он сделал глубокий вздох, однако это не успокоило жар в крови.
Но она не двинулась с места.
— Идите в дом, Амелия. Сделайте это для меня, если не для себя.
Она беззвучно произнесла его имя.
Томас попытался расслабиться. Его тело болезненно пульсировало от желания.
— Мне требуется больше сил, чем у меня имеется, чтобы не овладеть вами прямо сейчас.
Ее глаза расширились, засветившись теплом. Так легко было уступить искушению, но…
— Не позволяйте мне стать скотиной, которая разрушит вашу жизнь.
Она облизнула губы. Это был нервный жест, но его кровь вскипела.
— Амелия, идите.
Должно быть, она уловила отчаяние в его голосе, потому что двинулась прочь, оставив его одного на лужайке чертыхаться, называя себя дураком.
Возможно, благородным дураком, честным, и тем не менее дураком.
* * *
Через несколько часов Томас все еще бродил по холмам Кловерхилла. После того как Амелия вернулась в дом, он подождал почти час, уверяя себя, что ему нравится дышать бодрящим ночным воздухом, от которого его кожа покрылась мурашками, и что он не возражает против того, что его босые ступни мерзнут, превращаясь в ледышки во влажной траве.
Но конечно, это был только предлог. Томас знал, что если не предоставит Амелии достаточно времени, чтобы вернуться в свою комнату, которую она, к счастью, делила с Грейс, то последует за ней. А если он снова коснется ее, если он хотя бы почувствует ее присутствие, он не сможет остановиться, прежде чем наступит утро.
Он всего лишь мужчина, и его силы не беспредельны.
Томас вернулся в свою комнату, согрел заледеневшие ступни перед камином, а затем, слишком встревоженный, чтобы оставаться на месте, обулся и потихоньку спустился вниз в поисках чего-нибудь, что могло бы отвлечь его от беспокойных мыслей до утра.
В доме было по-прежнему тихо. Даже слуги еще не вставали, чтобы приступить к утренним хлопотам. Но тут ему показалось, что он что-то услышал. Тихие шаги и, кажется, скрип передвигаемого стула. А когда он пристальнее вгляделся, то увидел на полу отблески света, падавшего из приоткрытой двери.