Невеста хозяина подземелья
Шрифт:
Рухама вздрагивает, прерывая молитву, а потом зажимает рот ладонями, видя девушку на моих руках.
– О, Рит! – причитает пожилая женщина. – Кто это? Мальчик мой, что случилось?
– Позаботься о ней, няня, – осматриваю скромную комнату, ища, куда сгрузить ношу, – Пока никто не должен знать о ней.
– Рит, почему у девочки кровь?
– Это не я! – сразу пресекаю глупые домыслы. – Мне давно не десять лет, могу прекрасно контролировать змея.
Няня осуждающе качает головой, поправляя подушку на
– Твоя мать, Рит, – женщина надевает чёрный платок. – От неё сложно что-то скрыть в гареме.
– Разместим её в восточных покоях, – принимаю решение.
– Госпожа Кальяни будет в гневе, – качает головой. – Она хозяйка.
Сжимаю челюсти до хруста. О, великий наг! Дай терпения с этими женщинами!
– А я Повелитель Нижнего Царства, и гарем принадлежит мне, Рухама! С матерью разберусь сам! А ты позаботься о девушке!
– Слушаюсь, Повелитель, – женщина склоняет спину в знак почтения, что вызывает болезненный укол совести в моей душе.
– Прости, няня, – прикрываю глаза, восстанавливая дыхание. – Мне больше не на кого здесь положиться.
– Девушка из невест? – спрашивает, рассматривая гостью.
– Не знаю, – честно пожимаю плечами.
Глава 2
Марьяша Лескова, студентка третьего курса.– Мне все время придётся сидеть в этой комнате? – спрашиваю Рухаму, дожевывая последний финик.
Паника в душе сдается, согласившись отступить на время обеда. Мы сидим на куче подушек возле низкого столика, заставленного блюдами с фруктами. Очень непривычно обходиться без стула, поэтому мне приходится часто менять позу.
– Пока Повелитель не решит иначе, – уклончиво отвечает женщина.
Нет, так дело не пойдёт. Нужно точно знать, в качестве кого здесь нахожусь.
– Я не могу так, – на эмоциях ударяю ладонью, задевая поднос с фруктами.
Возмущенное таким обращением яблоко скатывается на пол, а поддерживающий его персик растекается рядом с ним сочным пятном. Женщина осуждающе качает головой. Согласна, неудобно выходит.
– Ты слишком резкая для приличной девушки, – берет салфетку, чтобы убрать останки несчастного фрукта. – Нельзя так. В гареме свои правила, которым ты должна подчиняться.
Конечно, только я – слон в посудной лавке, танцующий микс из канкана и гопака.
– Каков мой статус? – опираюсь обеими руками на стол между нами. – Свободная? Пленница? Рабыня? Кто?
– Ты – гостья нашего Повелителя, – произносит совершенно спокойно, не обращая внимания на мои эмоции.
– Почему тогда идёт речь о правилах?
– Воспитанные гости соблюдают их.
– Если не подчиняться? – в душе все сильнее поднимается гадкое чувство безысходности.
– Госпожа прикажет наказать такую неразумную девушку, – все тем же спокойным, ровным голосом, словно речь
Елки зеленые!
От этого заявления у меня волосы встают дыбом, причем во всех местах, включая самые труднодоступные.
– Как?
– Все зависит от тяжести проступка, – Рухама поправляет сползший платок. – От лишесходство добавляет диадема из звёзд в каштановых волосах. Сзади, смиренно склонив головы, стоят две девушки в простых белых платьях прямого покроя.
– Встань, – умоляюще шепчет Рухама.
– Мой сын, верно, считает меня глупой, – говорит вошедшая. – Он действительно думает, что в гареме можно что-то скрыть?
– Здравствуйте, – не придумываю ничего лучше этого. – Грушу хотите?
Рухама бледнеет, становясь похожей на лист бумаги, девушки делают шаг назад.
– Откуда мой сын достал эту дикарку? – морщит нос Кальяни. – И как она посмела занять восточные покои?! Рухама!
– Простите, Госпожа, – женщина кланяется ниже. – Повелитель сказал, что сам сообщит вам о гостье.
– Не перекладывай свою вину на моего сына! – произносит резко. – Ты должна была доложить мне! Повелитель владеет всем Царством, но в гареме правлю я!
– Простите, Госпожа.
– Она из числа невест?
– Вообще-то, – проглатываю остатки груши, – невежливо говорить о присутствующих в третьем лице.
Рухама бледнеет ещё сильнее, чуть не падая в обморок.
– Научите эту дикарку мыть полы и держать язык за зубами, – фыркает Кальяни. – Не знаю, зачем такой зверёк сыну, но видеть ее не желаю.
– Взаимно, – замечаю, что руки дрожат от страха, но остановиться уже не могу.
– Яша! – сокрушенно закрывает лицо ладонями женщина. – Умоляю! Молчи!
– До вечера пусть посидит в темнице, – бросает Кальяни, разворачиваясь к выходу.
– Что? – возмущенно подскакиваю.
Но мне никто не отвечает. Только одна из девиц зовёт кого-то, эмоционально размахивая руками. Спустя минуту в комнату входят две мощные женщины, всем видом показывающие свои решительные намерения.
– Пошли! – рявкает одна из них, хватая меня за воротник.
– А на посошок? – уныло спрашиваю, чувствуя, как пятки отрываются от пола, а ткань платья больно врезается в шею.
Ощутимый тычок в спину от второй заставляет смириться с вопиющим несоблюдением традиций. Посошка не будет. Зе энд.
Последнее время я с завидной частотой сижу в каких-то малоприятных местах. Нет, конечно, темница тут вполне себе достойная, подозреваю, что, по сравнению с отечественными камерами, даже комфортабельная.
Лавка обита темной кожей, свет из окошка под потолком освещает помещение, особенно бросается в глаза ведро, многозначительно стоящее в углу. Крысы не бегают, пауков не видно. А вообще, в этом мире есть крысы? Надо будет спросить у кого-нибудь.