Невеста из империи Зла
Шрифт:
— Я принесла справку из женской консультации. Если ты беременна, то можно жениться раньше. — Она замолчала, исподлобья глядя на подругу. — Спасибо, что не заставляешь меня разрываться между тобой и Мишей.
Марика усмехнулась: кажется, Степанову тоже было кому доверить свой зад.
Чиновница Дворца бракосочетаний сказала, что не сможет поженить Алекса и Марику раньше, чем через три месяца.
— У нас очередь, — сурово отрезала она. — С какой стати я должна делать для вас исключение?
Объяснения, уговоры и просьбы
Марика вышла из кабинета в состоянии тихой истерики. Лена кинулась к ней:
— Ну? Что там?!
— Плохи наши дела.
— Почему?!
Едва сдерживая ярость, Алекс объяснил суть проблемы:
— По сути дела, они отказали нам. Через три месяца меня уже может не быть в Москве.
Миша задумчиво поскреб в затылке.
— Здесь нужен другой подход. Я знаю сына одной из местных начальниц: он работает в нашем райкоме комсомола. Надо попробовать договориться через него.
— Думаешь, нам стоит дать взятку? — напряженно спросил Алекс.
— Ну да! Так всегда делается: если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе.
Марика молча смотрела на Степанова: человек, которому она была обязана половиной своих несчастий, теперь мог спасти ее.
Марика сидела в своей комнате, ела шоколад и думала об инфляции счастья. Раньше она могла быть счастлива от игрушки за рубль двадцать, а сейчас ей было жизненно необходимо выйти замуж.
Пару часов назад Алекс, Миша и Жека ушли к какому-то знакомому «утрясать проблему». Но в чем заключалось это «утрясание» и что это был за знакомый, Марика не имела ни малейшего понятия.
Ее и злило и радовало одновременно, что Алекс решил оставить ее не у дел. С одной стороны, приятно, когда кто-то решает за тебя все вопросы, но с другой стороны, как же это томительно — ничего не знать!
— Не беспокойся, я все устрою, — пообещал Алекс.
Ага, не беспокойся… Да Марика буквально умирала от беспокойства!
Сегодня баба Фиса, обливаясь слезами, рассказала, что ее тоже вызывали на Лубянку. Ей как автору заявления устроили настоящий допрос с пристрастием: кто, во сколько и к кому приходил, о чем говорил и не ругал ли советское правительство. Под конец насмерть перепуганной бабке велели подписать бумагу: мол, будучи у Марики в гостях, Алекс разгуливал по квартире голышом, а та в свою очередь напивалась и устраивала дебоши.
Баба Фиса все подписала, а потом полдня умоляла соседку простить ее.
«У нее все делается со страху, — с отвращением думала Марика. — Со страху перед ответственностью она доносит на ближних, со страху клевещет, а потом со страху же просит прощения».
Удивительно, но и это известие Марика восприняла почти спокойно. Она была как пружина, сдавленная до предела: дальше жать уже некуда. Ну положит лейтенант Воробейкин в ее личное дело признание бабы Фисы, ну будет там записано, что гражданка Седых — горькая пьяница…
В
Марика смяла в кулаке пустой фантик от шоколадки. Она и не заметила, как подъела все свои запасы сладкого. Как это расточительно — есть шоколад от нервов! Ни вкуса не чувствуешь, ни запаха.
«Надо в комнате убраться, — решила она. — А то я с ума сойду, если буду просто сидеть и ждать».
Резкий телефонный звонок заставил Марику вздрогнуть. «Алекс!» — подумала она, стремительно кидаясь к телефону.
Но это был не он.
— Здравствуйте, — произнес спокойный мужской голос. — Комитет государственной безопасности беспокоит…
— А больше вас ничего не беспокоит? — рявкнула Марика и бросила трубку.
Пошли к черту! Если хотят, то пусть арестовывают ее, но общаться с ними она больше не будет. Точка.
ГЛАВА 22. ТАЩИ С РАБОТЫ КАЖДЫЙ ГВОЗДЬ
Переговоры с чиновницей из Дворца бракосочетаний были проведены успешно. Миша действительно разыскал ее сына и с его помощью сумел договориться.
— Вас зарегистрируют вне очереди, если вы раздобудете сто метров электрического кабеля. Им надо свет на дачу провести, а проводов нигде недостать.
Услышав это, Алекс сник.
— Для меня что сто метров кабеля, что ковер-самолет. Где ж я его возьму?
Жека посмотрел на записку с описанием требуемого.
— Кажется, я знаю, где такой украсть, — сообщил он. — У меня есть один знакомый...
Жека от всей души сочувствовал Алексу и Марике, но, когда дело пахло керосином, ему ужасно хотелось сбежать с поля боя. Но как сбежишь? Не объявишь же ребятам, что боишься? Боишься лишиться своего беззаботного образа жизни, боишься загреметь на допрос на Лубянку…
С тех пор как стало известно, что Степанов сотрудничает с первым отделом, Пряницкий впал в депрессию. Они не ссорились с Мишей. Они просто перестали разговаривать.
Еще ни разу в жизни Жеке не доводилось сталкиваться с предательством. Люди вокруг могли быть глупыми, хитрыми, эгоистичными, но не подлыми. И уж тем более подлым не мог быть его друг.
Жека подробно расспросил Марику насчет всего, что произошло с ней на Лубянке. Он хотел удостовериться, что она ничего не напутала. Марика не напутала. И тогда Жека враз разочаровался в человечестве. Беспечный и нахальный ранее, он начал бояться чужих ушей. Даже родственных, даже маминых… Кто знает, кто тебя заложит в следующий раз? Сосед? Однокурсник? Говорящий попугай Кеша? В Советском Союзе нет человека, который хотя бы единожды не нарушил закон: кто ругает на кухне власть, кто кофточки продает по спекулятивной цене, кто во время рабочего времени по магазинам шастает… А уж на Жекиной совести было столько правонарушений, что хватило бы на целую колонию общего режима.