Невеста клана
Шрифт:
Он думал о доме, о том, что после неудавшейся свадьбы сестры был озлоблен на весь мир. Перестал разговаривать даже с отцом… и с друзьями, которых сам же и обманывал…
А ещё он обманывал сам себя – никакое осуждение или злые шепотки за спиной, даже отлучение от храма Великого не стоят того мерзкого поступка, на который он пошёл, когда отец предложил ему провернуть операцию с замужеством Эйлис.
– Хорошо хоть, что перед тем, как попасть сюда, успел устроить судьбу этой дурочки, Полины! – горько усмехнулся Марк и подошёл к высокому забору,
Парень на дрожащих руках подтянулся и перемахнул через забор. Он торопливо брёл, сам не зная куда. Он просто очень хотел с рассветом оказаться как можно дальше от этого места. А ещё ему оставалось только молиться, чтобы фермер и его сыновья не смогли отыскать его в лесу, как в прошлый раз. Тогда он бы простыми ожогами на руках точно бы не отделался. Он упрямо брёл куда-то в темноте, пока не упал без сил.
Высокие деревья заслоняли ночное небо. Только где-то наверху висел узкий серп молодого месяца, да тускло блестела пара звёзд на предрассветном небосклоне.
– Простите меня, ребята! – бормотал Марк – Простите, если сможете.
Ему казалось, что он очень ошибся в своей жизни и даже понимал, где именно…
***
«Полина»
Девушка, с которой Марк пришёл в этот дом несколько седьмиц тому назад, давно проснулась, но по-прежнему валялась на кровати, задумчиво рассматривая потолок. Она протянула руку и сделала большой глоток прямо из горлышка бутылки, которую оставил вчера один из её клиентов.
Отчего-то ей вдруг вспомнилась та, старая жизнь, которую он и позабыла-то давным-давно… женщина закрыла глаза, но всё равно увидела и свою мать с неизменными авоськами, и девочку, которую та волокла за собой.
– Сегодня мы навестим маму Наташу, Полинка! – наставительно говорила пожилая женщина и заглядывала в угрюмое лицо ребёнка – Я надеюсь, что ты обнимешь маму и скажешь, что ты очень по ней скучаешь, не так ли? Вот, посмотри, мы принесём ей вкусности, сок и фрукты. Мама тебе обрадуется и непременно выздоровеет.
Но ребёнок не хотел идти в наркологию, Полина бурчала что-то себе под нос и только ниже опускала голову. Наверное, она больше не верила в то, что в голове мамы Наташи что-то перемкнёт, она обрадуется своей дочери и перестанет пить.
А потом всё изменилось к лучшему – та женщина умерла, ребёнка поместили в детский дом, так что уже никто не мешал «маме Наташе» искать свой, особый смысл жизни.
Лишь только иногда она вспоминала, что у неё погибла старшая дочь, что младшая сейчас попала в детский дом. И ей там наверняка несладко. Она плакала пьяными слезами и клялась, что непременно изменится… потом её новый сожитель наставлял ей синяков, и «мама Наташа» снова топила горе и обиды на весь мир знакомым способом.
Вот и в ту ночь было также…
– А какое сегодня число? – закурив сигарету, вдруг спросил новый сожитель, почёсывая волосатую голую грудь.
«Мама Наташа» посмотрела
– Пятнадцатое… вроде… - подумав, сказала женщина – О, как! А выходит, что сегодня у доченьки моей, у Олеськи, година. Надо бы съездить на то место, дочка, как-никак!
Мужику было всё равно, где бухать, так что уже совсем скоро они вывалились из старенького ПАЗика где-то на полустанке и пошагали в лес.
– Вот тут и разбилась на мотоцикле моя кровиночка, моя Олесенька! – выпив пару пузырей, даму потянуло на лирику, она вздыхала и вытирала пьяные слёзы рукавом вытянутого свитера – ветка лежала на дороге, вот парень её и не справился со своим мотоциклом. Мать с Полькой приехали тогда опознавать. А я уж только на похоронах девочку свою и видала. Эх, Шиза, тебе бы ещё жить да жить!
– Какая… Шиза? – икнул мужик и с недовольством посмотрел на свою собутыльницу - Её же вроде иначе звали?
– Олеся Николаевна Сергиенко её звали – огрызнулась агрессивно настроенная женщина и стала подниматься, решив, что её дочь только что оскорбили.
Мужик столь же привычно поднял в земли то, что там было, в данном случае камень, и зарядил своей подруге в висок. Та упала и больше не двигалась. Последняя бутылка закончилась на удивление быстро, мужик поднялся на нетвёрдых ногах и позвал свою подругу:
– Харе валяться! Скоро ночь будет, давай домой. – он слегка пнул женщину, чтобы до той быстрее дошло, но та не пошевелилась.
Мужик огорчённо вздохнул и поволок тело к старой угольной выработке, что ли… скинул труп в глубокую яму и стал забрасывать комьями земли. После чего снял засаленную кепку, отдал дань мёртвой. И на ватных ногах побрёл куда-то по дороге. А после, вернувшись в квартиру «мамы Наташи», завалился спать. Ничего особенного в его жизни не произошло. На работу его сожительница не ходила, с дочерью-детдомовкой который год не общалась. Да и соседей, и тех достала. Горевать по ней было некому.
– А неча было барагозить ей по пустякам – так он пояснял своим собутыльникам, которые всё так же собирались в квартире, пусть и отсутствие самой хозяйки.
А дальше – дальше был просто кошмар – когда убитая женщина очнулась, то выяснилось, что сейчас она находится в теле какой-то тщедушной девицы, которую дед с бабкой уговаривали вернуться к отцу. Та, которую теперь звали Полиной Маккармейг, отчаянно этому сопротивлялась. Потому что старики, счастливо сияя улыбками, заверяли пьянчужку, будто отец будет всячески её баловать, навёрстывая потерянные годы, а ещё выдаст её замуж за хорошего человека.
Нее! Какой там замуж? Теперь, когда у неё появился второй шанс на жизнь? Что она там не видела? Нет уж! Она была уверена, что теперь-то она заживёт по собственному желанию. Одним словом, сейчас её мечты сбылись, и никто ей больше не указ. Хозяйка местного борделя не в счёт, она ничего особенного не потребует.