Невеста колдуна
Шрифт:
Мне не пришлось долго гадать, куда они меня отвезут. Конечно, если судить по глазам Себастьяна, из шоколадных превратившимся в матово—черные, меня должны были выкинуть в ближайший же мусорный бак, а сверху присыпать банановой кожурой и консервными банками. Вместо этого я очутилась в комнате под стеклянным куполом, куда через балкон из Даниелевой квартиры уже проникла измученная любопытством Надя.
Ангелы отправили меня в душ, а на пристающую с расспросами Надю цыкнули так свирепо, что она замолкла, не решившись даже выразить недовольства по поводу столь небрежного обращения с ее царственной персоной.
Из
— А хочешь, я сделаю так, чтобы на тебя вместо воды полилось шампанское?
— Я уже все, выхожу! — торопливо завопила я и быстро выпрыгнула из ванны — от Себастьяна в его нынешнем мерзком настроении можно было ожидать чего угодно. Душ из шампанского — брр! Лучше уж из пива — его я тоже не люблю, но оно хоть, по крайней мере, не бывает сладким.
Когда я появилась в комнате, все уже сидели на своих любимых местах. Себастьян и Даниель — за компьютером, правда, вместо обычных таблиц и фотографий на экране монитора прыгали дерущиеся фигурки — сыщики развлекались виртуальным карате. Надя — в кресле с кружечкой кофе, который она с удовольствием употребляла в любое время дня и ночи, без малейшего ущерба для сна.
Я, по своему обыкновению, уселась на диван и была одарена стаканом теплого молока. Хорошо, что не шампанского, почему—то подумала я.
— Итак, к делу, — сухо сказал Себастьян и щелкнул клавишами. Дерущиеся фигурки исчезли с экрана. — Начнем с тебя.
— С меня? — растерялась я.
— Ну да. Ты тесно общалась с нашим… м—м… клиентом. Ведь не зря же. Поэтому мы ждем от тебя исчерпывающего отчета о проделанной работе, — невыразительный голос Себастьяна странно контрастировал с прожигавшими меня насквозь глазами.
— А— а… нуу… — замычала я, в отчаянии глядя на поверхность молока, словно ожидая, что со дна стакана кто—нибудь всплывет мне на помощь. Но никто не всплыл, так что мне пришлось выкручиваться самой. — Ну, в общем… Я от него ничего толком не узнала… Грузовик он не разглядел, все остальные происшествия считает случайными. Вот только… — Тут меня осенило: — Крестик! С крестиком что—то явно нечисто! Когда я стала спрашивать его о крестике, он так вздрогнул, что порезался.
— Чем? — бесстрастно спросил Себастьян.
— Что «чем»? — не поняла я.
— Чем порезался?
Я внезапно разозлилась.
— Ножом, чем же еще! Ветчину он резал! И порезался. А ты думал чем? Бритвенным станком?
— Вкусная была ветчина? — осведомился Себастьян с легкой издевкой в голосе.
— Отличная! — язвительно ответила я. — Просто сногсшибательная!
— Ты хочешь сказать, это ветчина взорвалась?
— Слушайте, ну хватит уже ерунду—то пороть! — вмешался Даниель. — Если мы о делах говорим, давайте говорить, а если вам хочется отношения выяснять, так мы с Надей пойдем, у нас и у самих в отношениях осталось много темных пятен.
Надя одобрительно фыркнула.
— Ладно, — сказал Себастьян и откашлялся в кулак. — Вернемся с небес на грешную землю.
— Скорее уж из преисподней, — пробормотала я, но все сделали вид, что не услышали.
— Итак, что мы имеем. — Себастьян пощелкал мышью
— Лейкоз, — выпустив из зубов карандаш, уточнил Даниель. — Это мне без всяких анализов было понятно, едва он вошел.
— Не тебе одному, — кивнул Себастьян. Мы с Надей обменялись насмешливыми взглядами: куда уж нам, жалким людишкам, до такой прозорливости!
— Уволен в запас весной 1992 года, — продолжал между тем Себастьян. — Еще до этого, в январе того же года, приобрел в кредит магазин с мини— пекарней, положив тем самым начало знаменитой фирме «Россхлеб»… Надя, а ты разве не в курсе, что «Росхлеб» пишется с одной «с»?
— Это опечатка, — надменно ответила Надя,
— У тебя в этом слове везде опечатка.
Мы с Надей снова понимающе переглянулись.
— Так— так. Ну, этапы светлого пути перечислять не будем, это сейчас нам не очень интересно. Может быть, потом, подумав хорошенько, удастся извлечь из этого что—нибудь полезное. А вот со списком конкурентов и неприятелей, нажитых непосильным трудом, мы благодаря стараниям Даниеля сейчас ознакомимся… Ого!
— Это минимум, — скромно сказал Даниель. — Самые— самые. Лучшие из лучших. Если бы я включил сюда всех, получился бы том размером если не с «Войну и мир», то, по крайней мере, с «Анну Каренину».
Себастьян разочарованно нахмурился:
— Да… Если мы будем перебирать их по очереди в поисках подходящего кандидата в убийцы, мы не управимся с делом до конца следующего столетия, да и то при условии, что оный кандидат действительно есть в этом списке. Значит, придется работать по—другому… И кто бы знал, как мне этого не хочется… Ладно, это все суровая проза. Перейдем к лирике. Что представляет собой господин Листовский как человек?
— Благороден. Врагов не терпит… Если, конечно, они не слишком опасны для него. Умеет быть очень жестким. Подчиненные его побаиваются. Но не похоже, чтобы кто—нибудь из ближайшего окружения его ненавидел. Скажу больше — если в мире существует любовь к начальству, то именно этим видом извращенной любви и страдает подавляющее большинство его работников. К тому же они хотя и не знают, что он умирает, но, видимо, догадываются, что его проблемы со здоровьем — совсем не шуточные.
Слушая эти разглагольствования, я как—то совсем некстати задалась вопросом: стал бы Себастьян любить меня сильней, если бы знал, что я скоро умру?
— …Говорят, раньше он был очень веселым человеком, но, с тех пор как болезнь обострилась, характер у него испортился. Но все это понимают, поэтому никто не жалуется.
— А что насчет его личной жизни?
— Пока пусто. Последняя женщина в его жизни зафиксирована два года назад. Сейчас, если и есть кто—то, в чем я сомневаюсь, личность этой особы законспирирована получше агента царской охранки. Живет Листовский с домработницей и племянником. Племянник, сын младшего брата, Виктора, с пяти лет воспитывается у старшего Листовского. С этим братом случилась печальная история: жена сбежала от него с другим мужчиной, оставив ему трехлетнего ребенка. А через два года сам Виктор погиб в автокатастрофе.