Невеста Короля Воронов
Шрифт:
— Я не хочу, — выдохнула Бьянка. — Этого быть не может…
— Но я могу помочь, — вкрадчиво продолжал Барбарох. Привычная обстановка, инструменты пыток не пугали его, и он, в отличие от Бьянки, впервые оказавшейся в таком мрачном месте, сохранил трезвый рассудок. — Если, конечно, ты согласишься и дашь мне право воспользоваться твоей магией… Но ты же не хотела пачкать руки в крови?
— Да, не хотела, — словно завороженная видом чудовищных инструментов, пробормотала Бьянка. — И сейчас не хочу…
— А придется, — так же гаденько продолжал Барбарох. — Тебе придется упереться руками в плаху, чтобы удобнее положить на нее
Бьянку кинули на холодный грязный пол, словно она уже была мертва. Ни у кого даже мысли не возникало о том, что она вдруг вздумает начать сопротивляться, и она расширенными от ужаса глазами наблюдала за неспешными, такими будничными и вместе с тем жуткими приготовлениями.
— Ну, что? — так же спокойно продолжал Барбарох, словно это не ему сейчас угрожает гибель — вместе с Бьянкой. — Ты все же позволишь мне немножко попортить твое белоснежное платье и испачкать твои чистенькие — хоть сейчас в святые! — ручки?
Огромный палач, раскрутив точило, деловито правил топор, и Бьянка со стоном уронила взлохмаченную голову на руки:
— Хорошо, — глухо ответила она. — Делай, что считаешь нужным… бери мою магию…
— Не надо слез, и раскаяний не надо, — с пренебрежением протянул Барбарох, язвительно посмеиваясь. — Это же враги. Это Коршуны. Король выдал бы нам медаль, если б узнал… гхм, впрочем, ладно.
Палач меж тем, опробовав лезвие на остроту, кивнул своему помощнику, и тот подхватил Бьянку, высказал ей заклятье жертвы. Оно опутывает крепче самых крепких веревок, Бьянка с ужасом поняла, что не может пошевелить ни рукой, ни ногой, и грубые руки ката швыряют ее лицом в деревянное крошево, и ее губы против ее воли выкрикнули резкое, как карканье ворона, заклятье.
— Паршивцы, — шипел обозленный Барбарох, от заклятий которого немудреное и грубое заклинание Коршунов расползлось по швам, освобождая руки и ноги Бьянки. — Сосунки, жалкие твари! Недоноски, ничтожества…
От толчка нежной ручки Бьянки помощник палача кубарем покатился по полу, переломав, пожалуй, все кости в своем огромном теле. Лишившись союзника, палач точивший топор, яростно взревел, размахнулся своим тяжким оружием, ударил что есть сил, так, что все тело его заходило ходуном, и… всю его дикую, неукротимую мощь, всю массу его литых мускулов и страшный, остро отточенный топор удержал всего лишь один пальчик Бьянки. Все тело палача — мышцы, кости, — заходило ходуном, словно он со всего разбегу ударился в каменную стену, а Бьянка даже не дрогнула, удерживая эту тушу. Недобро, с пугающим птичьим любопытством, чуть склоняя голову на бок и поглядывая на врага то одним, то другим глазком, который всем телом налегал на топор, девушка кончиком указательного пальца упиралась в лезвие и с ухмылкой наблюдала, как огромное орудие палача балансирует, стараясь рассечь ее кожу.
— Научить тебя тонкому искусству палачества? — произнесла девушка страшным хриплым голосом, и палач испуганно затряс головой, соглашаясь. — Жаль, знания тебе не пригодятся, ведь помнить ты будешь их от силы пару минут…
Белой тенью девушка скользнула в сторону, убирая палец из-под топора. Раздался высокий и чистый звук освобожденной от чар стали, и палач вместе с топором рухнул на пол, словно огромная тяжесть придавила его к полу. Бьянка с чарующей улыбкой все так же
Девушка молча перешагнула через мертвого врага, облизывая губы так сладострастно, словно только что съела самое вкусное лакомство.
— Пора выбираться отсюда, — промурлыкала девушка все тем же пугающим голосом. — Немого магии Коршунов нам не повредит, надеюсь, они будут гостеприимны и милы…
— Ради всего святого, — шепнула Бьянка, содрогаясь. Она все еще слышала хрип умирающего, чувствовала его агонию под своими руками. — Пусть это будет не так страшно и отвратительно…
Барбарох снова расхохотался, надсадно кашляя. Он всегда кашлял так, пробыв долгое время в подземелье и досыта напившись сладковатым запахом крови.
— Нет уж, принцесса, — ответил он отчасти неприязненно. — Теперь я рулю. Не хочешь в ближайшее время познакомиться с топором или, скажем, с кошкой, которую запускают в кишки — помолчи и смирись со всем, что я буду делать.
— Святые крылья!..
— Да, лучше помолись, крошка. За всех тех, кого сегодня коснется мое Карающее Слово, — сквозь зубы процедил Барбарох, уверенно приближаясь к тяжелым дверям, жутким, окованным шипованным толстым железом. Такими их сделали нарочно, чтоб жертвы, даже если вырвутся из лап палачей, не смогли выбить их плечом, не раздробив свое тело о хищный острый металл.
Барбарох смел их одним словом, легким жестом, зло прошептав заклятье палачей, с помощью которого те отпирали все запоры. Он нарочно добавил магии чуть больше, чтоб двери сорвало с петель, и штукатурка мелким серым крошевом посыпалась на пол.
— Почувствуйте мою силу, жалкие неудачники, — шептал Барбарох, напрочь позабыв, что он пользуется сейчас силой Бьянки.
Не даром Двуглавый считался самым страшным злом для королевства Воронов; в очень краткий срок злобное создание с душой Королевского Мучителя Барбароха и с силой Высшей из Рода Воронов выбралось из пыточных подземелий, ориентируясь в пропахшей дурными смертями тишине уверенно и бесстрашно. На пути ему встретилось всего пять или шесть Коршунов — и каждый и них после прикосновения ее пальчика упал к ногам спешащей наверх красавицы пустой тонкой оболочкой, словно та высосала своим прикосновением из больших и сильных мужчин всю кровь, все мясо, все силы.
Шепча заклятия, которых Барбарох знал очень много, Двуглавый выбрался из подземелья. Королевский Мучитель торжествовал; ему казалось, что его звездный час наступил. Именно к этому он, Барбарох, шел всю жизнь! Именно этого испытания ждал!
Он крушил налево и направо двери, мебель, разлетающуюся в щепки, разрывал магией тела людей и расходовал магии столько, сколько до того не израсходовал за всю свою жизнь. Казалось, по замку гуляет смерч, и жестокость, с какой он наноси разрушения, граничит с безумием. Барбарох словно долго хотел послушать чужую боль — и он дождался этого мига.