Невеста младшего брата
Шрифт:
— Ива! Я сейчас дверь вышибу! Слышишь меня?
Слышу… Но открывать не спешу.
Надеюсь, он этого не сделает. Позволит побыть здесь одной.
Обреченно прислоняя затылок к стене, вгрызаюсь в край ладони и беззвучно реву.
Не понимаю, с чего вдруг меня накрывает бурной истерикой. Не просто накрывает. Она обрушивается на меня лавиной. Всё тело пронзает резким холодом. Раз за разом сотрясает от частых всхлипов. Я не нахожу сил тормозить рвущиеся из груди эмоции и в конечном итоге взрываюсь. Как раз тогда, когда Пожарский издает пугающий
— Мать твою! Ты там жива?!
Снесенная мощным ударом дверь с грохотом врезается в стену.
Вскрикиваю и замираю как мышь.
Глава 25
Ива
Бах-бах-бах-бах!
Моё сердце, словно сумасшедшее, колотится в груди. Эхом отдает в висках. Из-за громких ударов практически ничего не слышу, но сквозь запотевшее стекло душевой кабины замечаю приближающийся мужской силуэт.
Спустя секунду стеклянные дверцы с громким шорохом раздвигаются, впуская в моё маленькое личное пространство поток прохладного воздуха, а за ним и самого хозяина этого дома.
— Пиздец… — увидев меня, мужчина вздыхает с явным облегчением. Застывает надо мной каменной глыбой и какое-то время молчит. Его шумное и прерывистое дыхание вливается в общий грохот пульса в моих ушах.
Физически ощущаю на себе чужой тяжелый взгляд. Он ледяными мурашками по коже проносится. Я смотрю на босые ноги Пожарского и ежусь не столько от холода, сколько от страха. Смотреть ему в глаза не решаюсь. Угнетающая пауза между нами затягивается, а затем резко лопается…
— Что не так? — в кабинке раздается надсадный хрип Максима Андреевича.
— Всё… — содрогаюсь от собственного жалобного всхлипа. — Всё со-в-вершенно не т-так…
Подняв на него растерянный взгляд, крепче прижимаю к груди колени.
Монстр смотрит так, будто готов меня убить и… приласкать одновременно.
— Конкретнее, Ива, — его тон теплеет. Взгляд становится мягче. — Я не умею читать мысли. А твои и подавно. Впервые встречаю такую неординарную девушку. Я польщен. Ты потрясающая…
— Всё не так! — прерываю его комплименты надсадным вскриком, не смотря на то, что он ведет себя почти сдержанно и дружелюбно. — Мы не должны были… не должны… — прикусив губу, даю выход эмоциям. Снова начинаю рыдать.
Чертов откат!
Хочу остановиться и не могу.
В его присутствии накрывает ещё больше. Ещё сильнее.
Он не злится! Не злится на меня за разбитую в щепки дверь!
Сначала утюг, потом мамина люстра с шампанским. Сейчас вот это всё…
Из-за меня всё рушится в этом доме!
Господи…
— Поднимись, — Пожарский протягивает мне руку. Я не реагирую. Если прикоснусь к нему, снова сгорю…
Он — моё персональное чистилище…
— Ива, дай мне руку и поднимись, — жестче повторяет мучитель.
Трясущимися ладошками растираю слезы по щекам и отрицательно верчу головой. Тогда Пожарский резко подается вперед. Схватив меня своими сильными ручищами за плечи, отрывает от пола
— Что за хрень ты творишь? — рычит мне в лицо и следом припечатывает грудью к своему торсу. Обнимает, прижимая к себе так крепко, что мне становится трудно дышать. — Ты хоть понимаешь, до чего меня довела? Я едва не поседел!
— Я шлюха? — спрашиваю в перерывах между рыданиями.
— Что? — Пожарский теряется.
— Для вас я шлюха? Да?
— С чего ты взяла?
— Я не слепая! — выпаливаю, делая попытку вырваться, но не хватает сил. — Как же быстро вы меняете своё мнение, Максим Андреевич! Отпустите! Я хочу одеться и уехать домой! Наша встреча — ошибка! Грязная ошибка!
— Сегодня ты никуда не поедешь! — жестко изрекая, Пожарский впечатывает собой в стену. Ору что есть силы. Извиваюсь. — Успокойся! Прекрати истерику. Ужин остынет. Слышишь?
— К черту ваш ужин! Идите вы к черту со своей гребаной заботой! Ненавижу вас! Ненавижу! Убирайтесь! — Дергаясь в крепких тисках, продираю ногтями напряженную шею. Он матерится. Вклинивается коленом между ног. Шипит и вдавливает своим тяжелым весом в холодный кафель. Едва не размазывает меня по твердой поверхности. Моя истерика переходит на визг, как только на голову внезапно обрушивается поток ледяной воды. Автоматически врезаю Пожарскому пощечину. За ней по инерции вторую.
— Псих!!! — проорав, затыкаюсь и резко впадаю в глубокий ступор.
Глаза в глаза. В душе происходит атомный взрыв.
Весь мир разлетается на осколки, переворачиваясь вверх дном.
Нас обоих накрывает внезапным безумием.
Схватив мои запястья и пригвоздив их руками к стене, Макс Андреевич каменеет. Я же, как беззащитный котенок, бегаю по его почерневшему лицу напуганным взглядом. Жадно хватаю воздух ртом. Просить о пощаде даже не думаю. Невольно облизнув губы, ловлю на них свирепый взгляд Пожарского. Нервно сглатываю.
В голове молоточками стучит паническая мысль:
«Он меня накажет… Обидит меня… Ударит…»
Сейчас мне достанется и за разбитую бровь, и за разгромленный дом, и за внеплановые пощечины… За наглое вторжение в его личную жизнь!
Карие, почти чёрные глаза буравят насквозь. Смотрят на меня из-под мокрой волнистой челки. Душу рвут на клочки. Уничтожают там все живое!
Не смотри так, пожалуйста…
Не надо на меня так смотреть!
Сцепив зубы от холода, я продолжаю трястись.
Почему его не знобит?
Пожарский промок до нитки. Футболка, как и домашние штаны, прилипла к рельефному напряженному телу. С вьющихся волос стекают ледяные струи воды, а он словно не чувствует холода. Зато я прекрасно ощущаю давление вздыбленного члена на мой живот.
Он снова меня хочет…
Мамочки, когда всё это закончится? Когда?
— Я тебя недооценил… — отдаленно, сквозь оглушающий пульс в ушах, я слышу негромкую речь Максима Андреевича. Его низкий голос больше напоминает утробный будоражащий хрип.