Невеста наместника
Шрифт:
Злосчастный шарфик вернулся на шею, но теперь лежал свободной мягкой складкой. Жаль, что вовсе его снять не представлялось возможным — красные ссадины от ошейника так и не прошли и были хорошо видны.
Напрасно Темери оглядывала зал в поисках испуганных или недовольных лиц: гости или успешно скрывали свое недовольство, или действительно были рады тому, что праздник не омрачился серьезным скандалом.
Одно только и показалось странным: когда пришло время расходиться, Гун-хе лично у выхода подхватил под локоть невысокого пожилого ифленца в синем
Кажется, в общем потоке слегка пьяных веселых дворян этого никто не заметил.
Темери была уверена, что после такого насыщенного дня долго не сможет уснуть, но стоило лишь затворить комнату за служанкой — и как добралась до постели, поутру было уже не вспомнить.
Глава 13. «Рэту убили!»
Шкипер Янур
День был праздничный, так что в «Каракатице» веселье продолжалось почти до самой полуночи, слуги и хозяйка сбились с ног, да и сам Янур на этих самых ногах едва держался.
Последние годы жизнь не радовала горожан, да и нынче веселье было какое-то несмелое, словно люди пришли отметить затишье перед новым ураганом. Но какой-никакой, а все же праздник случился, и никому, даже Януру, не хотелось заканчивать его раньше времени.
Закрываться при столь удачной торговле ему тоже не хотелось — давненько не было, чтобы в таверне все столики были заняты, народ толпился и у стойки, а кое-кто облюбовал даже широкие подоконники. Но за полночь добропорядочные горожане начали разбредаться. За столами остались лишь три большие компании, да еще парочка юнцов устроилась на лавке у стены. Закуска у них была своя, но Янур смотрел на это сквозь пальцы — за пиво ребята заплатили честь по чести.
Тильва даже решила, что не будет греха, если она приберет опустевшую часть зала, и принялась двигать тяжелые стулья и лавки так, чтобы пройти меж ними с мокрой метлой. Грязь от сапог смоется в щели, специально оставленные между половицами, а крупный мусор будет сметен в таз и вынесен в яму на заднем дворе.
Именно в этот час в «Каракатицу» вошел угрюмый, лохматый, бедно одетый мужчина, чей короткий «моряцкий» плащ был заляпан свежей грязью.
— Празднуете? — сказал он с легким презрением. — А в цитадели-то, говорят, рэту убили.
Тильва выронила метлу — и этот звук оказался самым громким во внезапно повисшей тишине.
Янур идольцем замер у стены. У развернувшихся к позднему гостю посетителей на миг отвисли челюсти.
— Врешь! — прохрипел один из них, — откуда сказка? Врет он. Таких бродяг в цитадель не пускают…
— Мне один друг сказал. Он при кухне служит. Как раз начиналась первая смена блюд… он все сам видел. Говорит, рэта глотнула вина, и ей стало плохо. Наместник ее увел, но мой друг клянется, что видел сам, что нести ее пришлось на руках, а потом по замку стражу удвоили, гвардейцы из города приехали. В общем, я так скажу. Может, рэта и заслужила смерти, раз продалась ифленцам…
— Тихо! — рявкнул Янур так же громко и яростно, как когда-то, будучи еще боцманом в рыбачьей артели, кричал на нерасторопную матросню.
Все взгляды устремились к нему.
— Не стоит лаять, как брехливый пес, если не знаешь все доподлинно. Тильва, налей ему, пусть расскажет…
Тильва губы поджала, но все-таки наполнила кружку самым дешевым вином.
Гость скривил улыбку и пояснил:
— Есть вещи, которые нельзя прощать. И вам самим-то не надоело, что белобрысые командуют здесь, как у себя дома? Это не их земля.
По залу послышались шепотки. Януру показалось — одобрительные. Но вовсе не ради этой пламенной речи он усадил гостя за стол. Что с Темершаной? В беде? Как узнать, как помочь? И если прав этот ночной гость… то, как жить дальше, помня, что сам, по своей воле, отдал рэту ифленцам. Поверил ифленцам.
— Так что ты знаешь про рэту? Что там плел твой знакомый?
— Плел… мой друг — честный человек. А ифленцы — поганые завоеватели, которым не должно быть места на нашей земле!
— Так что же твой честный друг делает при кухне цитадели, где, как известно, засели ифленцы? — донеслось из-за одного из столов.
— Всякие бывают обстоятельства, — прищурился гость. — А ты, я смотрю, сочувствуешь этим свиньям? Может, еще и донесешь на меня?
— Заткнитесь, оба! — повторил приказ Янур. — хотите драться — идите на улицу. Но сначала все-таки. Как тебя звать, а?
Янур хотя бы в лицо знал большинство своих гостей. А вот этого, патлатого, видел впервые.
— Какая разница, — с великолепным презрением процедил тот. — Мое имя… оно вам ничего не скажет. Так зачем зря сотрясать воздух. А вот врагов у меня много. И если кто-то хоть случайно обмолвится, что видел меня здесь… за мной придут. И ты, хозяин, окажешься причастным к моей смерти.
Янур вдруг вспомнил, как и что говорил, переступив порог его дома Шеддерик та Хенвил. И затосковал от предчувствия, что его мир вновь готов перевернуться с ног на голову: потому что шкиперу Януру хотелось прямо сейчас запереть «Каракатицу», выпроводив всех гостей на улицу, и мчаться опрометью в цитадель. Выяснять, что стало с Темери. И — предупреждать о новой напасти благородного чеора.
Но он сдержался. А гость, видя, что голоса стихли, и хозяин не перебивает его, сел поудобнее, и приготовился продолжить свои речи.
— Рэту, как известно, против воли отдают в жены наместнику. Она не хотела этой свадьбы, и сопротивлялась, как могла. Я точно знаю — она даже попыталась покончить с собой, да только ей помешали…
На этом месте Янур вздохнул чуть легче. Гость все-таки врал. Но с другой стороны, у любого вранья должно быть основание. Иначе никто в него не поверит.
Это значит, в цитадели что-то произошло. Среди ночи, правда, никто мальканского трактирщика в оплот ифленской власти не пустит. Но это не повод сидеть без дела.