Невеста-наследница
Шрифт:
Он приподнял одеяло, придвинулся к жене и лег на нее, прижавшись грудью к ее груди. От этого прикосновения они оба одновременно судорожно втянули в себя воздух.
— Как хорошо, Джоан, — проговорил он и, целуя ее, потерся о ее грудь.
— Ты волосатый, и мне щекотно. Это очень странное ощущение, Колин.
— А ты мягкая, гладкая и теплая, и мне кажется, будто я потер себя шелком.
Его язык проник в ее рот, и одновременно его гладкая твердая ладонь погладила ее живот и, опустившись ниже, замерла.
Его пальцы не двигались, а только касались ее плоти, чтобы ощущать исходящий от нее жар и чтобы она могла ощутить жар, исходящий
Пока он целовал ее в губы, Синджен смотрела на его лицо. Глаза его были закрыты, длинные черные ресницы отбрасывали тень на впалые щеки. Он был прекрасен, и именно этого она хотела, хотела с тех самых пор, как решила женить на себе, но Господи, эта часть тела была у него такая большая, слишком, слишком большая, и то, что ей предстоит, не может быть хоть сколько-нибудь приятным. Но в прикосновении его руки, его пальцев, в их легком пожатии нет ничего неприятного, и хотя то место, к которому, он прикасается, очень интимное, то, что он делает, кажется ей правильным, наверное, именно так и должно быть — или нет? Но это, бесспорно, нельзя назвать неприятным, никак нельзя — и, может быть, он этим и удовольствуется. Хорошо бы, если б так оно и было. Вдруг он открыл глаза.
— Еще бы чуточку поближе, и ты бы начала косить, — сказал Колин и засмеялся, но смех получился вымученным, потому что за последнюю минуту его плоть стала еще тверже, пожалуй, тверже, чем камень, — такого с ним не бывало с тех пор, когда он был юнцом и его непрестанно одолевало жгучее желание. Ему хотелось войти в нее сейчас же, немедленно, войти глубоко… все глубже, глубже…
— Пожалуйста, — проговорила она и обвила руками его шею, — пожалуйста, Колин, научи меня целоваться. Я могла бы целовать тебя с утра до ночи.
— Поцелуями дело не ограничивается, но мы начнем с них и всегда будем ими заканчивать. Приоткрой губы и дай мне почувствовать твой язык.
Она так и сделала, и когда ее язык встретился с его языком, она почувствовала, как его пальцы скользнули ниже, гладя ее сокровенную плоть. Она содрогнулась от непривычных ощущений, которые вызвала в ней эта ласка, ощущений, рождающихся где-то в глубине ее тела. И застонала прямо в его открытый рот, поразив этим и его, и себя.
Он убрал руку и взглянул на ее лицо. На нем явственно отразилось разочарование. Он натянуто улыбнулся:
— Значит, тебе это нравится. Мне продолжить?
— Наверное, да.
Он засмеялся и снова припал к ее губам, но стон, который она издала, когда он осторожно ввел палец в ее плоть, заставил его забыть обо всем, кроме безумной потребности войти в нее, потребности, которая вот-вот станет сильнее его, и тогда он больше не сможет держать себя в узде.
Но он знал, что должен сдерживаться, потому что устьице, в которое он проник, было очень узким. Он хотел подарить своей молодой жене наслаждение, но сомневался, что это удастся сделать уже в этот, самый первый раз. Возможно, в первый раз лучше всего будет просто сделать все как можно быстрее. Он почувствовал, как горячая плоть вокруг его пальца расслабилась, и погрузил его еще глубже. Да, она уже готова принять его, об этом говорит эта влага. Колин представил себе, как глубоко входит в этот узкий, влажный проход, и едва не утратил над собой контроль от вожделения.
Он
— Колин, что случилось? Я сделала тебе больно?
— Да, и это прекрасно. Джоан, я должен войти в тебя сейчас. Твое тело уже готово впустить меня внутрь, но проход очень узкий. Доверься мне. Я сделаю это очень медленно, но я должен войти в тебя. Этот первый раз необходим, иначе не будет второго, который принесет тебе блаженство, вот увидишь. Только доверься мне.
Все приятные ощущения мгновенно улетучились. Синджен молча смотрела на него — теперь он лежал между ее ног и сгибал и поднимал ее колени, придавая ей позу, удобную для него.
— Нет! — вымолвила она, в панике упираясь кулаками в его волосатую грудь. — Пожалуйста, Колин, не надо. Я передумала, я хочу подождать. Может быть, лучше отложить это до Рождества…
Он вошел в нее, и она закричала, пытаясь вжать бедра в перину, но он стиснул их руками, продолжая проникать в нее все глубже. Она попыталась лежать не двигаясь и не кричать, но это было трудно. Она закрыла глаза, чтобы хоть так отгородиться от него и от боли, но боль только сделалась еще более пронзительной. Потом она почувствовала, как Колин остановился. Он тяжело дышал, и голос его дрожал, когда он проговорил:
— Твоя девственная плева — я должен прорвать ее. Не кричи. Господи Иисусе, прости меня, милая.
Еще не кончив говорить, он с силой нажал, и она закричала, громко и хрипло. Он быстро закрыл ей рот ладонью, приглушив ее крики; теперь он дошел до ее чрева, коснулся его, и это было ей отвратительно. Она ненавидела и боль, которую он ей причинял, и его вторжение в ее тело. Ему-то не было больно, о нет, он был безумным дикарем, снова и снова вонзающим в нее свое орудие; потом он вдруг напрягся, выгнув спину, одеревеневший, как доска, и тут она открыла глаза, посмотрела вверх, на него, и увидела, что его глаза закрыты, голова откинута назад и кадык бешено дергается вверх-вниз.
Он застонал, потом закричал, пытаясь приглушить голос, чтобы не услышали ее братья, и наконец тяжело упал на нее. Синджен чувствовала его внутри себя, чувствовала, что он излил в нее свое мужское семя, и еще чувствовала… — нет, она не знала, что чувствует. Главным была боль, да, боль, которую он ей причинил, но не только эта пульсирующая боль, а еще и ощущение, что ее ободрали внутри. Он солгал, когда попросил ее довериться ему, и она, как последняя дура, доверилась, по крайней мере немного, пока он не вторгся в нее.
Она чувствовала, что ее предали — он предал ее.
Он тяжело дышал, его лицо было теперь рядом с ее лицом, на подушке. Его тело придавливало ее к кровати. Она чувствовала, что и он, и она покрыты потом.
Ей было нелегко заговорить с ним спокойным тоном, ей хотелось кричать на него, бить его кулаками, но она сдержалась и спокойно сказала:
— Мне это не понравилось, Колин. Это было ужасно. Частые, сильные удары его сердца отдавались у него в ушах, он дышал так тяжело, что казалось, сейчас его легкие лопнут от напряжения. Он чувствовал себя так, словно его каким-то образом расплющили, но каждое мгновение этого расплющивания было упоительным, такого наслаждения он и представить себе не мог… И ей это не понравилось! Это было ужасно?! Нет, такого просто не может быть. Он потряс головой. Должно быть, он неправильно ее понял.