Невеста с подвохом, или Ну, держись, проклятый демон!
Шрифт:
В кресле, закинув ногу на ногу, сидел герцог. Сцепив руки в замок, он положил их на колено и смотрел на меня с ожиданием во взгляде. Гранвиль, чуть правее, занимал один из стульев возле столика и держал в руках чашечку из золотого фарфора. Рядом с ним, на столике, стояли две вазочки: одна с печеньем, другая с вафлями.
«О, как удачно», – обрадовалась я.
До сих пор я опасалась, что придется проявить недюжинную изобретательность, чтобы воплотить свой замысел в жизнь. У меня даже наметки были,
– Подойдите ближе, соэлла Бизар, – произнес Гранвиль, попивая чай.
Коротышка-граф на меня даже не смотрел – это явно тактика такая особая, чтобы заставить меня нервничать. Зато герцог не сводил глаз.
– Не хотите ли вы в чем-нибудь признаться, соэлла Бизар? – медленно и громко сербая чай из чашки, спросил Гранвиль.
Он это серьезно? Думает, что кто-то прям так возьмет и выложит: «Каюсь, ваше сиятельство! Грешна! Это я была той, что упражнялась с демоном в поцелуях на скамеечке в саду!»
Ну ладно, Гранвиль. Подыграю тебе. Немножко.
Спрятав стыдливо ладони в складках платья, я не менее стыдливо потупилась и тихо проблеяла тонким голоском Сюзанны:
– Хочу, ваше сиятельство. Я уже давно кое-что от вас скрываю, а сегодня твердо решила во всем сознаться.
Гранвиль, по-прежнему не поднимая на меня глаз, взял из ближайшей вазочки вафельку, поднес ко рту, смачно хрустнул, пожевал, посербал чаю и только после этого ответил:
– Это похвально, соэлла Бизар. Чистосердечное признание может облегчить вашу участь.
Я драматично вздохнула, изобразив лицом страдание душевное.
– Не будьте строги ко мне, ваше сиятельство, – пропищал голосок Сюзанны. – В конце концов, и ваша вина есть в том, что мои сердечные чувства в смятении.
Гранвиль перестал сербать и таки соизволил наконец на меня посмотреть.
– О чем вы говорите, соэлла Бизар?
– Сердце девицы склонно отдаваться чувствам, – усиленно изображая смущение, пролепетала я, продолжая отводить взгляд. – Разве можно любовь юной девы считать преступлением?
Глаза Гранвиля загорелись. Он отставил в сторону чашечку с чаем и по своей привычке потер руками.
«Заглотил наживку», – подумала я, глядя на довольно ухмыляющееся лицо толстяка графа.
Хотя, наверное, это именно он сейчас думает, что поймал рыбку на крючок.
– Итак, соэлла Бизар, выходит, вы признаетесь, что это вы – та невеста, которую удалось соблазнить демону Мараю?
Я сделала большие глаза и, натурально удивившись, похлопала ресницами.
– Что вы, ваше сиятельство! Он же демон, как можно?
Изобразив всем своим видом возмущение, добавила:
– Как вы могли обо мне такое подумать? Сама мысль возмутительна,
Помнится, невесты-призраки сильно возмущались, когда Альвина Мизан с первого взгляда запала на Марая. Шептались, что прям позор страшный – сразу на весь род. Или что-то такое.
Помнила я плохо, но, похоже, не ошиблась.
Гранвиль прокашлялся, как будто испытывая неловкость, но и недоверчиво в то же время.
– Тогда, прошу прощения, о каких сердечных чувствах вы говорите, соэлла Бизар? К кому?
Гранвиль повернул голову, посмотрел на герцога, потом снова на меня.
– Или вы имеете в виду его светлость?
Реол Кархейский, став объектом обсуждения, тоже прокашлялся с неловким видом и хмуро глянул на меня исподлобья.
Ну и я тоже прокашлялась, чтобы не отставать от коллектива – и тоже так, будто мне прям изо всех сил неудобно говорить, но все равно сказала:
– Надеюсь, вы меня простите, господа хорошие, но герцог – мужчина совершенно не в моем вкусе.
Тут ожил герцог и посмотрел на меня возмущенно:
– Соэлла Бизар, вы по-прежнему моя невеста. И при этом вы не моргнув глазом заявляете, что я не в вашем вкусе?
Я пожала плечами.
– Насильно мил не будешь. Да, вы не в моем вкусе.
– Это простите, почему? – его светлость мрачнел на глазах.
И чем он недоволен, спрашивается? Он что, всерьез считает, что все невесты должны быть от него без ума? Это при его-то трех скончавшихся женах и проклятии в анамнезе? Нет, как мужчина он, конечно, очень даже привлекателен, но что за высокомерие, в конце концов? Надо поубавить.
Выйдя из позы «овечки Сюзанны», я подняла голову и, посмотрев его светлости в глаза, сказала:
– Простите меня, ваша светлость, но у вас было слишком много женщин.
– Это плохо? – не понял герцог.
– А как вы думаете? – с невинным видом подняла брови я. – Представьте, что вам предложили поносить камзол, который до вас уже носило несколько человек. Приятно вам будет носить уже ношенный прежде другими людьми камзол?
У его светлости глаза на лоб полезли.
– Ч-что? Это я, выходит… ношеный камзол?!
Ух, ты. А его светлость, кажется, разозлился. Что-то у него ноздри подозрительно активно раздуваются. Надеюсь, я не переборщила?
Было видно, что его светлость жаждет мне что-то сказать в ответ. Горит желанием, причем, почти буквально горит. Но ему помешали.
Комната для чаепитий взорвалась раскатистым смехом. Хохотал Гранвиль. Откидываясь в кресле, он хватался за свой круглый живот, как будто боялся, что тот может лопнуть.
Смех у Гранвиля в этот раз был совсем не дьявольским – вполне человеческим. Похоже, я его рассмешила по-настоящему. И это надо использовать.