Невеста скандального шпиона
Шрифт:
— Тогда мы определенно будем там.
Натаниэль с восхищением покачал головой.
— Бедный Бэзил.
В доме вокруг них стояла тишина; Натаниэль чувствовал себя тепло и раскованно рядом с ней — и вопрос, который жег Виллу с момента ее встречи с епископом этим утром, вырвался у нее наружу.
— Почему ты никогда не опровергал то, что тебя заклеймили предателем?
Натаниэль отпрянул.
— Ага. Я так и думал, что тебя сегодня что-то занимало. Твоя беседа с епископом не была пустой тратой времени, не так ли?
— Это было самым сильным его аргументом, —
— Это никакой не вопрос, Вилла, — натянуто проговорил он. — Уже поздно, и мы оба устали.
— И снова нет прямого ответа, — размышляла она, словно говоря сама с собой.
Боже, она была настойчива. Возможно, даже слишком настойчива. Если он позволит ей исследовать этот вопрос, то она достаточно умна и упряма, чтобы разузнать некоторые вещи, которые по-настоящему должны оставаться глубоко похороненными. Он приподнял ее подбородок вверх одним пальцем и пристально посмотрел ей в глаза.
— Вилла, я никогда не опровергал слухов, потому что я не могу опровергнуть эти слухи.
Она уставилась на него так внимательно, словно хотела разглядеть, что у него внутри.
— Не можешь или не хочешь?
Он серьезно и печально покачал головой.
— На самом деле не могу.
Это была правда. Опровержение слухов сейчас, когда Фостер находится на свободе, могло привести к тому, что этот человек раскроет секрет, который Королевская Четверка опасалась предавать гласности. Никто никогда не должен узнать о том, как юный принц Георг, охваченный юношеским сопротивлением против неодобрения своего моралистического отца, присоединился к группе молодых радикалов, которые называли себя «Рыцарями Лилии». Георг всегда был легкомысленным, несмотря на его врожденный интеллект, и он не осознавал, пока не стало почти слишком поздно, что его соратники и в самом деле настроены серьезно.
Все они признались, и дело было благополучно замято. Молодые бунтовщики были мягко рассеяны, и в течение тридцати лет все они вели себя тихо.
До тех пор, пока Натаниэль не был завербован лидером прежних «Рыцарей Лилии», и ему не был изложен их план — представить Принца-Регента как маниакального отцеубийцу, надеясь побудить народ Англии свергнуть его посреди войны. Такой хаос в правительстве — это именно то, что нужно было Наполеону, чтобы снова взять верх — и именно это Королевская Четверка не могла допустить.
Не имеет значения, какой ценой.
Так же, как миссией Натаниэля было найти последнего заговорщика — не важно, какой ценой.
Ничто из этого он не мог объяснить Вилле. Никогда.
Потому что если Королевская Четверка боялась разоблачения Принца-Регента, то еще больше они боялись разоблачения собственных секретов. Принцы и короли приходили и уходили, плохие, хорошие или сумасшедшие. И сквозь все это, через хаос всех столетий именно Четверка управляла Англией, проведя ее сквозь преграды, которые разрушили другие, более сильные и мощные нации. Четверка была той причиной, по которой этот маленький остров стал мировой державой и оставался таковой до сих пор.
Незримость их существования была их силой — и
Вилла наблюдала за ним, ее глаза готовы были наполниться слезами. Ее разочарование тронуло его до глубины души.
— Мне жаль, цветочек. Я знаю, ты надеялась, что я смогу опровергнуть это. Я сожалею, что разочаровал тебя, — он ощутил неизбежность этого. Почувствовал, как его непродолжительное довольство рассеивается, и его маленькая принципиальная и яростная невеста оставляет его холодным и покинутым.
Вместо этого она рассматривала его так, словно не могла решить, к какой разновидности он принадлежит.
— Неужели все мужчины так глупы?
Натаниэль удивленно заморгал, потом нахмурился.
— Ты проводишь слишком много времени с Миртл.
Он подняла обе руки к небу и отвернулась от него.
— А ты проводишь слишком много времени, убегая от лжи!
Лжи? На мгновение ему показалось, что коридор кружится у него перед глазами. Она не могла иметь в виду, то, что он подумал. Или могла?
— Что — какой лжи?
Она прекратила свою разочарованную ходьбу и посмотрела на него, склонив голову, руки ее лежали на бедрах.
— Ложь о том, что ты являешься предателем.
Не осмеливаясь вкладывать слишком большой смысл в то, что она говорит, Натаниэль подошел, чтобы встать перед ней. Он снял ее руки с бедер и переплел свои пальцы с ее.
Его руки не были холодными, но ее руки были еще теплее. Господи, даже ее пальцы дарили ему тепло.
Мягко увлекая ее за собой, он открыл дверь ее комнаты, подвел ее к кровати и усадил на нее. Затем сел рядом с ней, продолжая держать ее руки в своих руках.
Внезапно она отбросила свое раздражение и прижалась к нему, склонив голову ему на плечо. Закрыв глаза, Натаниэль наклонил голову, чтобы глубоко вдохнуть аромат теплой, живой, пахнущей жасмином Виллы.
Определенно, комната кружилась вокруг него. Мир кружился вокруг него, медленно скользя от неправильного к правильному.
Вилла верила в него. Она услышала всю ужасную историю, увидела, как он отказался опровергнуть ее, и все же она не отвернулась от него.
Он хотел обнять ее, опрокинуть ее на покрывало и распустить ее волосы. Он жаждал целовать ее до тех пор, пока она не сможет дышать и так глубоко войти в нее, что она не сможет разговаривать.
Но сначала ему нужно услышать это с ее собственных губ. Натаниэль не мог больше переносить напряжения.
— Вилла, у тебя все еще есть вера в меня?
Она нежно улыбнулась ему.
— О, дорогой Натаниэль. Конечно, у меня есть вера в тебя. Я люблю тебя, глупая ты деревенщина.
Она верит в него. Тяжесть, лежавшая у него на сердце, исчезла подобно дыму, и он ощущал себя так, словно мог взмыть в небо и полететь. В это момент он чувствовал, что может сделать все, что можно только вообразить, если Вилла будет рядом с ним.