Невеста смерти

Вихрева Елена

— Спокойно, — придержал друга за запястье Марс, понимая, что едва поднявшийся на ноги после ранения Таранис не сможет противостоять нападающим.

— Ну конечно, — хохотнул предводитель этой четверки. — Заступаешься за своего несчастного любовничка? Ну-ну. Думаешь, тут такого не было еще? Да было…

— А вот разговоров подобных точно не будет больше, — Марс сделал шаг вперед, закрывая собой друга и примериваясь, как удобнее нанести первым удар, чтобы с минимальными усилиями уложить всех четверых одному, не вовлекая Тараниса с его еще неснятыми швами в драку.

— И что? Нашли себе посильную добычу? Вчетвером на полтора? — к ним прыжком метнулся высокий, широкоплечий блондин, кажущийся крупнее

даже Марса.

Густые волосы — пряди вперемешку светло-золотистые и платиновые — контрастировали с его необычными изумрудными глазами, а ресницы и брови были черными, красиво сочетающимися с цветом глаз, но совершенно не вяжущиеся с цветом волос, что придавало его внешности загадочный и запоминающийся вид.

Очевидно, его здесь знали и побаивались — четверка гоплитов засмущалась, смешалась и предпочла исчезнуть, как вода в песок. А блондин окинул изучающим цепким взглядом Марса и Тараниса:

— Не обижайтесь, ребята, что не дал подраться. Пользы в такой драке нет. У тебя, — он кивнул на Марса. — У тебя уже тут репутация того еще зверя, ты ж тех двоих раскидал, как котят, а вообще-то их некоторые даже слушают.

— Не знал, на кого замахнулся, — пожал плечами Марс.

— А я и не скрываюсь, так что если и правда хотел хорошей драки, то тебе лично могу предложить, — блондин протянул Марсу правую руку, покрытую черной татуировкой, захватывающей плечо и спускающейся от плеча до кончиков пальцев. — Рагнар.

Марс обменялся с ним рукопожатием, ощутив мощь этого воина всеми пальцами. А вот Таранис с ним был знаком уже, потому что Рагнар улыбнулся ему как старому открытой искренней улыбкой:

— Что ж ты опять не бережешься?

Таранис пожал плечами, давая понять, что разговор об этом бое ему неприятен, и Рагнар понял его, переключился на какие-то другие местные новости, о которых толком не знал Марс.

Когда он ушел, Таранис в двух словах поведал Марсу о том, что Рагнар в гладиаторы попал вообще случайно, вмешавшись в чужую войну — оказался не в том месте и не в то время. Его народ, живущий далеко на севере, промышляет тем, что на своих кораблях, собравшись в дружины, ходит по всему окружающему их земли холодному морю, высаживаясь на берег для того, чтобы ограбить приглянувшиеся им селения в чужих землях. И однажды надо было такому случиться, что его драккар причалил к расположенному на британском побережье городку в тот момент, когда туда же с суши подошли римские войска. И получилось так, что чувство справедливости у Рагнара и его товарищей оказалось сильнее, чем жажда наживы и даже страх за свою жизнь. Они, прибывшие сюда грабить селение, стали защищать его жителей от иноземных захватчиков. Но их было слишком мало, и вскоре отважные мореплаватели один за другим полегли под римскими копьями и мечами, лишь их предводитель продолжал сражаться огромным двуручным топором, не обращая внимания на торчащий из сердца дротик. И лишь когда его свалили еще несколькими ударами, а он все еще был жив, то римляне, с уважением относившиеся к воинской доблести, отнесли его в палатку к врачам, которые были изумлены — сердце этого воина находилось справа, поэтому не выжил он не благодаря сверхъестественным силам, а благодаря ошибке природы.

Ланиста Лудус Магнус отвалил за такого диковинного пленника приличные деньги, и очень быстро их оправдал — Рагнар был сильным бойцом, неизменно приносящим ему победы, а, следовательно, и деньги. Владея больше левой, чем правой рукой, он сразу ставил своего противника в неудобное положение, а его рост давал дополнительные преимущества. Остальные гладиаторы Рагнара уважали и побаивались — потому что было не понятно, что же у него на уме: пить он не пил, женщин в награду за победы у ланисты не требовал, а тех, которых ему все же присылали, не

обижал, даря им восхитительную ночь любви, но ни разу не сказал при этом или после ласкового слова. Да и никакого вообще.

Он так бы и жил спокойно, продвигаясь постепенно к заветной мечте каждого гладиатора — получить на арене за доблесть деревянный меч, стать рудиарием. Но ланиста решил включить его, видного красавца, в ту команду, которая должна была не столько сражаться, сколько делать вид, сберегая силы и здоровье для дел совсем иного свойства. Рагнар счел для себя это оскорбительным, как ни пытался объяснить ланиста, что мастерства и физической силы там требуется не меньше — оружие все равно имеет тот же вес, да и сам «бой» получается дольше. Но упрямый скандинав стоял на своем даже после трех суток карцера.

Ланиста плюнул, и все вернулось на круги своя.

* * *

— Дорогая, твой парик куплен в Субуре? Или его тебе его кипасис делал на заказ? И сколько взял? А деньги выклянчила у своего щедрого родственника? — полная матрона средних лет сыпала вопросами, не давая Гайе открыть рот.

— Это мои волосы, — все же вставила Гайя, скромно опуская глаза.

— Ну да, конечно, — язвительно ответила матрона, как будто только и ждала этих слов. — За пару сотен сестерциев они и стали твоими. А до этого принадлежали какой-нибудь галльской рабыне.

Гайя не стала спорить, тем более, что всеобщее внимание собравшихся на очередную дружескую вечеринку приближенных Октавиана привлекло новое зрелище: в зал ввели несколько пар гладиаторов. Очень молодые, но с какой-то порочностью в слегка подведенных черной краской глазах, почти полностью обнаженные, если не считать крошечных сублигакулюмов из черной плотной материи и чеканных наручей с поножами. Вооружены они были обычными короткими римскими мечами, но без щитов.

От натренированного взгляда девушки не скрылось, что мечи практически не были заточены по всех длине лезвия, и только самая верхняя часть клинка была способна нанести рану — причем очень тонкую, потому что заточка была буквально бритвенной.

Одновременно началось несколько поединков — и они явно были тщательно продуманы, насыщены красивыми поворотами и каскадами ударов, которые в реальном бою не пригодились бы никогда. Там некогда терять силы на демонстрацию своих возможностей противника — там надо убить и двигаться дальше. Но эти парни с мечами танцевали, лишь обозначая бой и повинуясь звукам флейты, на которой играл такой же юный грек с длинными, падающими на плечи локонами темных волос, присыпанных блестками.

Но вот феерическая схватка закончилась, не принеся заметного ущерба ни одному из противников, несмотря на сопровождавшие все представление хватания за живот и грудь, падения к ногам наиболее красивых и молодых женщин. Женщины, к удивлению Гайи, принимали эту игру, нисколько не стесняя присутствующих мужчин, с которыми они и пришли на пиршество — приглашали прилечь рядом с собой, начинали кормить виноградом с рук…

Один из гладиаторов подошел к Гайе, протянув ей руку и глядя ей в глаза чувственным взором:

— Ты украшение этого праздника, и я заметил, что ты с особым интересом наблюдала за схваткой. Тебе нравятся сильные и храбрые мужчины?

— Да, сильные и храбрые, — негромко ответила она, пытаясь выстроить правильную линию поведения. — А вовсе не бродячие артисты с площади.

— О чем ты? — делано удивился гладиатор и попытался продвинуться к ней ближе, улыбаясь красивыми губами, вызвавшими завистливые взгляды словоохотливой матроны, возлежавшей на ложе триклиния рядом с Гайей, но обделенной вниманием этих мужчин, приглашенных специально, чтобы доставить удовольствие женщинам из окружения императора, пока мужчины соберутся в соседнем зале для несколько иных, но похожих увеселений.