Невеста Стального принца
Шрифт:
Все, сегодня не лягу спать, пока от корки до корки не проштудирую свой «любовный роман».
— Думаю, вам пора одеваться. Почти приехали. — Подавшись вперед, де Горт отдернул штору.
Я было зажмурилась, но потом поняла, что круговерти за окном больше не наблюдается. Зато наблюдалось поле, широкое, бескрайнее, густо укрытое снегом. Под лучами заходящего солнца он сверкал и искрился, контрастируя с оттенявшими линию горизонта обнаженными кронами деревьев. Пламя заката поджигало кривые ветви, раскрашивало в багряные тона небо. — Сегодня мы
Одеваться в карете, которую то и дело потряхивало на ухабах, было непросто. Надеть корсет и платье с кринолином — это вам не джинсы натянуть с топиком.
«Так, так, так, еще и неуклюжая, — наблюдая за моей возней, отметил дог. — Очередной минус. Но грудь все же ничего, пойдет».
Подавив в себе желание швырнуть в зверюгу корсетом, я обратилась к Мэдоку:
— Не поможете? Раз уж раздели девушку, то как порядочный хальдаг вы просто обязаны…
— На ней жениться? — улыбнулся Истинный.
Я сидела к нему спиной, поэтому не могла видеть этой улыбки, что не мешало мне ее чувствовать. Как и прикосновения сильных пальцев мужчины, быстро и в то же время осторожно затягивавшего шнуровку корсета.
— Остановимся на просто одеть. — Я тоже улыбнулась и почувствовала, как мурашки скользят по спине от прикосновений всемощного в районе копчика.
А туда он зачем полез?
— Я уже говорил, что вы странная девушка, Филиппа?
— А вы мужчина, которому пятая наина нужна только для вида. Не забывайте об этом.
Он чуть слышно усмехнулся, но ничего не ответил. Помог мне надеть платье, правда, мы уже подъезжали, поэтому крючки застегивали впопыхах, абы как. Прическу тоже поправляла на ходу, как и завязывала ленты плаща.
В общем, из кареты я выбиралась слегка помятой, с пунцовыми щеками. Не от смущения (подумаешь, разделись-оделись), как мог бы решить сторонний наблюдатель, а от злости. Это бронированное животное (не Мэдок, а его собака) снова пошло вразнос: и то во мне не так, и это. И что я даже в служанки в доме его всемогущества не гожусь, не говоря уже о его невестах.
Зла на эту собаку не хватает.
Нас встречали. Возле белокаменного особняка в три этажа, окруженного парком, не уступавшим размерами тому заснеженному полю, выстроилась прислуга в форменной одежде: на девушках блузы и темные юбки с белоснежными передниками, на мужчинах черные брюки и светлые рубашки.
Но не эти мерзнущие бедолаги привлекли мое внимание, а рыжеволосая девица в чернильно-синем платье. Когда хальдаг помогал мне выйти из кареты, она как раз, подхватив юбки, сбегала по ступеням лестницы. При виде меня хищно сощурилась, запнулась на миг, после чего решительно подскочила к его всемогуществу, смиренно опуская взгляд. Правда, ненадолго, потому что уже спустя мгновение она висела у герцога на шее, впиваясь ему в губы собственническим поцелуем.
И это при всей челяди и мне, живой, между прочим, невесте.
Какое-то неправильное Средневековье, ей-богу.
«О, Паучиха
Не знаю, как у него это получается, но я отчетливо слышала его голос.
Рыжая не спешила отрываться от хальдага, и собака продолжила вводную лекцию:
«Вот как надо территорию метить, а ты все ерепенишься. Замуж она не хочет… Да все ты хочешь! Все вы, девки, одного и того же хотите. А таких, как мой Мэдок, на свете раз-два и обчелся. На всех точно не хватит. Это я тебе по-дружески говорю».
Тут уж я не выдержала, перевела на дога взгляд, и тот ликующе гавкнул:
«Ага, попалась! Слышишь ты меня! Как пить дать слышишь!»
— Лучше бы не слышала, — буркнула я, поправляя сползающий с плеча плащ.
ГЛАВА 4
Плащ все-таки сполз, но холода я не почувствовала. Наоборот, щеки горели. Не то от досады (меня только что раскусила собака, которая теперь радостно скалилась, заставляя бледнеть близстоящих служанок), не то… опять же от досады. Потому что рыжая и не думала отлипать от нашего общего с ней имущества — Стального лорда.
Нет, мне без разницы, чем они занимаются за закрытыми дверями спальни, но вот эта показная демонстрация «мой мужик, а значит, я здесь хозяйка», если честно, напрягала. Я сама едва не зарычала, беря пример с красноглазого мрака.
У них на дворе вообще какой век? Семнадцатый? Восемнадцатый? Нет бы культурно поклониться друг другу и поинтересоваться самочувствием. Максимум — поцеловать даме ручку, а не позволять ей виснуть на себе, как мартышка на пальме.
Мэдок опомнился первым. Отстранил от себя девушку, которая робко проворковала «я так скучала», и подвел ее ко мне.
— Леди де Морсан, хочу представить вам леди Филиппу Адельвейн. Леди Адельвейн, это моя первая наина, Паулина де Морсан.
Мы с Паучихой сдержанно друг другу кивнули, прежде просканировав друг друга взглядами. Ей явно не понравилось мое криво застегнутое платье, мне — ее порозовевшие от поцелуев губы. Почему? А вот черт меня знает. Просто, наверное, потому, что я уже забыла, когда сама в последний раз целовалась. По-настоящему, глубоко, страстно. В общем, так, чтобы дух захватывало. С Кириллом уже давно ничего не захватывало, а на других мужчин я принципиально не обращала внимания, не позволяла просачиваться в голову даже мысли об измене. Какие уж тут духозахватывающие поцелуи.
И вот только решилась начать все заново и завести короткий, ни к чему не обязывающий роман (да вон хотя бы с тем качком из спортзала, который на тренировках пожирал меня взглядом… ладно, в основном мою задницу), и где оказалась?
Теперь ни тебе спортзала, ни качка, ни романа.
Печалька.
— Леди Адельвейн, рада знакомству, — сказала рыжая, навесив на лицо вполне себе искреннюю улыбку.
Ну то есть она стопудово была фальшивой, но выглядела очень натурально — не прикопаешься.