Невеста Субботы
Шрифт:
Эмиль таращится на взрослых, как затравленный барсучок на свору гончих.
— Записку, — буркнул он наконец. — От мамзель Мари Ланжерон.
Прочный каркас моих мыслей дает трещину. Мари-то здесь при чем? Несколько раз мы все вместе ходили в оперу, но Марсель не проявлял к младшей барышне Ланжерон ни малейшего интереса. Да и она его дичилась, как и прочих мужчин. Я, конечно, дальше своего носа не вижу, но их связь не укрылась бы от Дезире. Уж кто-кто, а она подметчивая. Сразу ведь поняла, что томит мистера Эверетта, и швырнула ему в лицо выстраданную добродетель. Своего Дезире не упустит. Если бы Мари положила
Зажмурившись, пытаюсь представить себе недавнюю сцену. Вот Дезире стоит на коленях. Точнее, жульничает: полусидит на скамье, слегка касаясь коленями подставки, чтобы потом не ныли ноги. Обычная ее поза после получаса молитвы. Лбом она упирается в сцепленные ладони, что покоятся на спинке скамейки спереди, а локоны свободно свисают и полностью затеняют боковое зрение. К ней подходит мужчина. Кладет руку ей на плечо. Дезире поднимает голову — и тотчас его узнает. Но если это не Марсель, то кто же?
— Мадам Ланжерон не разрешала мамзель Мари ни с кем разговаривать. И уж тем более кому-то писать! Мамзель не знала, как еще слать ему письма, поэтому опускала их в корзину для пожертвований. А я вытаскивал их и передавал ему, — шмыгая носом, сознается Эмиль.
— Это же чудовищное кощунство!
— А мамзель Мари сказала, что нет. Она сказала, что, если я не стану им помогать, меня покарают небеса. А вы ж ее видели, когда она о всяком таком говорит. Глазища у нее становятся — ух! — просто безумные! Ну, я и струхнул. Вдруг и правда покарают. А мамзель Мари добавила, что за каждую записку будет платить мне по шиллингу…
— Эмиль! — хватается за голову отец Шарль, а мальчишка продолжает хриплой скороговоркой:
— Мамзель Мари сказала, что в том нет греха. Обязательно нужно делать все, что велит мсье Габриэль. Она выполняет все его приказы, даже если с ними не согласна. Потому что он — ее ангел-хранитель.
Из церкви я выхожу оглушенная и молча сажусь в кеб, который поймал для нас Джулиан. «На вокзал Виктория!» — кричит он кучеру. Но зачем? Мы все равно опоздали.
Широкое колесо задевает мою юбку, когда я неловко карабкаюсь в карету. На бомбазине виднеется полумесяц бурой грязи. Начинаю отряхиваться и пачкаю перчатки. Стягиваю их зубами, больно прикусывая пальцы. На языке остается терпкий привкус мокрой замши. Зажатый в кулаке, комок ткани впитывает мое тепло, становится горячим и влажным, как кусок парного мяса, и я представляю, что стискиваю сердце Габриэля и из него сочится кровь. Но ведь так оно и есть. Любое сердце остановится, стоит мне загадать желание. Даже на расстоянии. Если я произнесу его имя, Габриэль обречен.
Загвоздка в том, что его имени я не знаю. По крайней мере, не знаю наверняка. Вдруг это не Марсель Дежарден? Тогда я погублю невинную душу и сама погибну понапрасну. А Дезире останется в лапах убийцы.
— Кажется, я разгадала эту загадку, Джулиан, но мои выводы вам не понравятся, — начинаю я, когда кеб проносится мимо Грин-парка, от которого в ноябре остается одно лишь название. Деревья похожи на метлы, воткнутые в землю прутьями вверх. Ни проблеска зелени.
— Вот оно как?
— Под личиной Габриэля скрывается Марсель Дежарден. Ваш племянник.
— Что?! — восклицает Джулиан так громко,
Вместо вежливого «сэр» он называет мистера Эверетта «начальник», как принято среди кокни. Никак не привыкну к лондонской голытьбе и ее дерзким ухваткам. Да и сам Лондон не стал мне роднее.
— Это не может быть Марсель! — От негодования Джулиану приходится ослабить галстук. — Я наблюдал за ним столько лет, и хотя он вертопрах, но уж точно не убийца и тем более не торговец живым товаром. Если рассудить здраво, этому повесе не хватит практической жилки, чтобы раскрутить такую операцию.
— И все же я считаю, что это он! Я рассказала вам все о своей жизни, но почти ничего — об обстоятельствах убийства. Так вот, в ту ночь Дезире тоже выходила из дома.
— Это уже не вписывается ни в какие рамки, — начинает мистер Эверетт, но вовремя прикусывает язык. Не в его положении осуждать других за беспутство.
— Она встречалась с Марселем и уговаривала его бежать с ней немедля, иначе тетя отошлет ее домой. Он отказался. А что, если он проследовал за ней в дом и убил Иветт, свою сообщницу, заступаясь за Дезире? Как вам такая версия? — Не давая ему опомниться, я продолжаю в едином порыве: — Но и это еще не все! Помните ту ночную вылазку, за которую Дезире досталось от вас на орехи? Все было еще хуже, чем вы предполагали. Кто-то устроил на нас охоту. Мужчина, чьего лица я не разглядела, выстрелил в нас, а потом преследовал нас по улицам. В письме Марсель сожалел, что разминулся с Дезире. А вдруг он как раз и пришел вовремя?
— И попытался убить вас, чтобы бежать с ней?
— Именно! Теперь-то вы обязаны со мной согласиться!
Мистер Эверетт смыкает пальцы в замок, и его суставы сухо щелкают. Этот звук, прежде не внушавший мне неприязни, разом выводит меня из себя. Даже среди перестука копыт по мостовой и ора уличных торговцев я слышу, как он похрустывает пальцами. Отличный аккомпанемент для его улыбки, исполненной непоколебимого самодовольства.
— Нет, не обязан, — возражает он. — Марсель отличный стрелок и привозил мне вороха куропаток. Если бы он хотел покончить с вами, Флора, вас попросту не было бы в живых.
— Мог и просто попугать.
— Зачем? Не вижу в том рационального зерна.
— Опять вы мне не верите! В ваших глазах я просто неврастеничка, которая рта не может открыть, чтобы не наврать с три короба!
— Отнюдь, — качает головой мистер Эверетт. — Но ваша теория кажется мне слишком надуманной. Уверен, объяснение окажется гораздо проще. Но ключ к разгадке у Мари Ланжерон.
Значит, ключ уже канул в Ла-Манш и по воде идут круги.
— Мари уехала пять часов назад. Мы не застанем ее на вокзале.
— Не беспокойтесь, застанем. До Льежа она доберется через Кале, до Кале — через Дувр, а в Дувр идут два курьерских. Один в полвосьмого утра, другой в полдевятого вечера. На первый она в любом случае опоздала, а второго еще ждать и ждать. Но вот что любопытно — путешественник на континент загодя проверил бы расписание поездов и не стал бы собираться на вокзал ближе к полудню. Однако Мари поступила именно так. Спрашивается, почему?
— Потому что ее целью не был вокзал, — проясняется у меня в голове. — Она хотела убедиться, что в нужное время Дезире окажется в церкви!