Невеста трех женихов
Шрифт:
– Это называется «агорафобия», я читала, – резюмировала Инка.
– Ты прям вот так вот уверена? – расстроилась Светка, хотя прекрасно понимала, что Инкино сидение на одном месте в течение долгих лет есть не что иное, как результат той самой давнишней эмоциональной травмы в родном аэропорту.
– Я просто стараюсь об этом не думать. И не пробую. Мне тут хорошо. Я спокойна, часто – счастлива. Тут – мой мир. И я вижу только тех, кого хочу и рада видеть. А с теми, кого видеть не стремлюсь, переписываюсь в Сети. Удобно, дешево, практично.
Это точно. Против факта такого удобства не попрешь. Но… Как-то все это не
Если ночные звезды Прованса, стрекотание цикад, стрекозы, запахи горных трав и лаванды не жизнь, то что тогда – жизнь? Дикий виноград, ручей, пчелы, гудящие басом над цветами… Сосны, платаны… Горы на горизонте. Закаты и рассветы, каждый из которых неповторим. Во всем этом нашла счастье и покой ее подруга. Разве этого мало? Немало. Но не хватает чего-то очень важного. Впрочем, зачем задевать болевые точки… Лучше радоваться тому, что есть. Полного счастья не бывает.
Но именно после того визита и того разговора у Светки и стало возникать это мерзкое чувство чужого пристального взгляда. Говорят же, что психические расстройства – штука заразная. Психиатры вон сами психи еще те! Может, Светка настолько впечатлилась после той тревожной беседы, что теперь пошло-поехало. Иногда даже в последние дни до того доходило, что ей хотелось крикнуть в пространство:
– Эй! Что тебе надо-то? Подойди, поговорим!
Останавливало одно: никто не подойдет, а за чокнутую примут точно. Их в Милане полно, чокнутых. Как и во всем мире. Обкуренные, обколотые, просто одинокие…
Она недавно в парфюмерном магазине видела сидящую на полу девушку, с идиотской ухмылкой и хихиканьями разговаривавшую с духами на нижней полке. Она, кстати, им такое говорила! Одни непристойности. Предлагала одному флакону потрахаться с другим. Расписывала, как это будет. Советовала, какую позу принять. Все благопристойные дамы заводили глазки к потолку и старались обойти место «спектакля» стороной.
Так же и на Светку посмотрят, если она примется орать в пустоту.
Потому-то Света и решила снова полететь к подруге, передохнуть, посмотреть, что будет происходить с ней в Провансе. Исчезнет это ощущение или нет? Тем более Андрейке такие посещения только на пользу. Нигде столько не говорил он по-русски, причем обо всем на свете, как в гостях у обожаемой крестной.
Инна теперь – известная детская писательница, пишущая по-французски, под псевдонимом. Наверное, мало кто поверил бы, что родной язык любимого автора добрых сказок вовсе не французский.
На русском Инна пишет стихи, рассказы, но не публикует их.
В ответ на настоятельные предложения Светы показать все в Москве издателям она опускает глаза и тихо отказывается:
– Потом.
Опять все тот же барьер, все та же травма из-за подлой злобной бабы, чтоб ей пусто было. Живет себе небось припеваючи, зад отращивает. А скольким людям жизни искалечила! Наверняка ведь не одной Инке. И не у всех травмированных есть возможности хотя бы защититься от жизни, как это удалось подруге.
А защиту она построила себе очень и очень продуманную.
2. Убежище
Когда Инна с мужем полетели в Прованс искать ей убежище, ее запросы отличались предельной скромностью. Главное: как можно труднодоступнее, как можно дешевле, как можно приватнее, чтоб без чужих. Пусть развалюха.
– Есть у меня вариант. Но это очень на любителя. Очень. Скажу честно – два года им занимаюсь, любителей не нашлось. Поедем, покажу, но если что – не взыщите.
Когда они съехали с асфальтовой дороги на проселочную, пыльную и неровную, в душе у Инны затеплилась надежда. Дома попадались все реже, они поднимались выше и выше по серпантину, поднимая белесую пыль. Лавандовые заросли, кустарник, деревья дивной красоты – все влюбляло в себя с первого взгляда.
– Сейчас держитесь, – предупредил продавец, направляя машину, как им показалось, к краю обрыва.
Ух!
Крутой спуск. За ним последовал крутой подъем, несколько витков – и вот: цель перед ними.
Вид открывался нереальный. Просторы, деревья, далекие горные вершины. И никого вокруг. Совсем-совсем никого. Райская первозданность, тишина, благодать.
– А дом? – оглянулась вокруг совершенно влюбленная и уже все решившая для себя Инна.
– Это и есть… загвоздка… помимо всего прочего, – хмыкнул агент.
«Дом» выглядел как красочные тысячелетние руины, случайно обнаруженные радостными, но слегка озадаченными археологами.
Очень хорошо сохранились стены, сложенные из камня, метровой толщины. Окна отсутствовали. Рамы тоже. Видимо, их вывез кто-то хозяйственный, махнув на каменные останки рукой. Широкая каменная лестница с истертыми мраморными ступенями, которая вела на второй этаж, вполне могла бы послужить еще ближайшие тысячу лет. Только вот чему и кому служить, если второго этажа практически не осталось? Опять же – только стены. Без крыши.
Что еще было интересненького? Вернее, чего не было? Ну, прежде всего электричества! И никаких столбов, проводов и прочих приспособлений для подачи тока не наблюдалось вообще. Видимо, потому и покинули наследники эти места как совсем бесперспективные. Не желали делать никаких вложений, стремились поскорей избавиться от никчемной недвижимости и только.
Обнаружились и приятные неожиданности. Дом, как выяснилось, уходил двумя этажами вниз. И вот эти нижние этажи заслуживали особого внимания. Первый нижний этаж можно было назвать полуподвальным, свет проникал в него через окошки, находившиеся вровень с землей и чуть ниже. Здесь когда-то скрывались обитатели во время сорокаградусной летней жары. Без всяких кондиционеров и вентиляторов. Прохладно и сухо, что может быть лучше этих ощущений во время июльского зноя? Огромная кухня с прекрасно сохранившейся печью, облицованной кафелем с замысловатым рисунком, три спальни, ванная комната со старинной ванной на изогнутых звериных ножках, кантина [18] с красивым мраморным полом, барной стойкой и огромным древним тяжеленным столом, который не был вывезен именно из-за своей величины и тяжести.
18
Сantina – подвал, винный погребок, закусочная (итал.).