Невеста в алом

Карлайл Лиз

— Есть еще одна вещь, которую вы должны понимать, — продолжил он. — Не обижайтесь, но руководить операцией буду я. Я буду принимать любое решение на каждом шагу — это моя прерогатива. У меня не будет времени, чтобы спорить с вами. И запомните: я человек прямой, даже безжалостный. Я верну этого ребенка, поверьте мне. Но при этом не причиню горе, бедной женщине и не буду игнорировать ее желания — если только на карту не будет поставлена чья-то жизнь. Я понятно выразился?

— Получается, я должна быть простой пешкой в вашем генеральном

плане? — предположила она.

— Поверьте, пока у меня даже нет плана, — сказал он. — Но, исходя из обстоятельств, я его составлю. И тогда вы будете придерживаться его на каждом шагу, или я буду вынужден приказать Дирку ван дер Вельде лично отвезти вас обратно в Остенд и оставить на клипере.

— Есть, капитан! — Мисс де Роуэн четко отдала ему честь.

— Так… вы согласны со мной?

Она широко усмехнулась.

— Неужели вы думали выгнать меня с помощью резких слов и угроз, милорд? — сказала она. — Это не сработает. Это именно то, чем я все время и предполагала заниматься — помогать устанавливать справедливость в несправедливом мире.

— И все?

— А что, вы полагали, что я хотела вступить в вашу организацию ради гардероба? — спросила она смеясь. — Откровенно говоря, те колючие коричневые рясы выглядят так, как будто в них копошатся паразиты — точнее, средневековые паразиты.

— Так это все, чего вы хотели? — спросил он. — Не членство в Братстве, а борьба за справедливость в мировом масштабе?

Весь ее юмор мгновенно испарился.

— О нет, этого я точно не говорила. — От ее низкого, хриплого голоса у него по спине побежали мурашки. — Я сказала, что нам пора приступать к делу.

— Пора, — повторил он.

Ее улыбка согревала, как солнце.

— А как же иначе? — сказала она. — Да, лорд Бессетт, я готова сопровождать вас в Брюссель и буду как нельзя лучше прислушиваться к вашему зычному голосу. Надеюсь, с формальностями покончено?

Чувствуя сердцебиение, он колебался.

Не говоря ни слова, Анаис де Роуэн протянула руку над чайным столом.

С глубокой неохотой Джефф сжал рукой ее холодные и маленькие пальцы и потряс их.

В начале второй половины дня вдоль реки прочно обосновался лондонский туман; такая густая, грязная, туманная дымка, что кучера, проезжающие через нее, едва могли видеть головы своих лошадей, и такая вонючая, что от зловония у людей слезились глаза.

Газетчики суетились, спеша вверх и вниз по тротуарам вдоль Флит-стрит в надежде закончить свои статьи к назначенному сроку, и сталкивались друг с другом, осыпая взаимными проклятиями.

В это время возница тяжелой подводы, с грохотом поднимающейся в гору, не услышал приближающейся почтовой кареты. Этот досадный просчет заставил подводу накрениться набок, четверка лошадей начала дрожать и бить копытами, а лорд Лейзонби оказался по лодыжки в мелком угле у нижней части Шу-лейн. Выругавшись себе под нос, он стряхнул грязную черную пыль с сапог

и пошел мимо ссорящихся возниц, схвативших друг друга за пальто.

Выбрав путь через улицу с заблокированным движением, Лейзонби шагнул в туман, затем повернул вниз в проход, который привел его к церкви Святой Бригитты. Вскоре проклятия и грохот вдоль Флит-стрит начали звучать приглушенно, словно его уши заполнились ватой.

С хитростью человека, который знал, каково быть и дичью, и охотником, Лейзонби, не полагаясь на зрение, а скорее на ощупь обошел вокруг церкви, а затем отправился вверх на кладбище. Осторожно продвигаясь среди надгробий, он выбрал себе место — небольшой укромный уголок, покрытый мхом, рядом с окнами, выходящими на север, прямо позади большого указателя.

Кипя праведным гневом, граф оперся спиной о холодный камень церкви Святой Бригитты, а затем устроился поудобнее, понимая, что бдение может быть долгим.

Примерно через полчаса в тумане послышались шаги, приглушенные и бестелесные, которые приближались к нему со стороны двора церкви. Сжав зубы, Лейзонби наблюдал, как Хатченс — его второй лакей за три месяца — материализовался из мрака. Чудак по-прежнему был в красной ливрее. Благодаря ей и нервному дыханию через нос Хатченса невозможно было не заметить.

Хотя он вообще не думал о своей одежде, выбирая из того, что его новый камердинер выложил на кровать, сегодня Лейзонби оделся в оттенки древесного угля и серого. Он растворился в тумане и слился с камнем как призрак.

А вот на Джеке Колдуотере был надет его обычный серовато-коричневый макинтош. Этот коварный мерзавец завернул за угол церкви, буквально ощупывая дорогу, и прошел мимо последних надгробий, вглядываясь в темноту.

— Мне здесь не нравится, Джек, — пожаловался Хатченс, когда он приблизился. — Кладбища вызывают у меня дрожь.

— Учитывая, сколько ты мне стоишь, можешь дрожать сколько угодно, — глухо сказал Колдуотер. — Что у тебя?

Хатченс засунул руку в карман.

— Чертовски мало, — сказал он, показывая край бумаги. — Я слышал, что сегодня он собирается провести вечер в клубе Куотермэна — у них очередная вакханалия. И я видел, как камердинер чистит его не самый лучший пиджак, что, вероятно, означает еще один маленький визит к миссис Фарндейл. Но состоится ли он поздно вечером или завтра, я не могу сказать.

— У него сексуальные наклонности страстной дворняги, — проскрипел Колдуотер, выхватив бумагу. — А после этого?

— О чем вы? — сказал Хатченс, защищаясь. — Я ведь сразу же вам сказал, что у Лейзонби нет расписания. Вам повезло, что мне удалось достать вот это. — Он сделал паузу и протянул руку. — Где мои деньги?

Колдуотер сунул листок в свой карман, затем извлек кошелек.

— За это ты получишь половину, — проворчал он.

Хатченс открыл рот, чтобы возразить. В полумраке Лейзонби наклонился вперед и бросил несколько монет в протянутую руку.