Невеста в алом
Шрифт:
Когда во всем доме установилась полная тишина, Джефф встал, подошел к окну, распахнул скрипнувшие в петлях арочные створки и высунулся над улицей Эскалье, чтобы глубоко вдохнуть прохладный ночной воздух. Но сразу же учуял запахи зловоний реки, окутывающие город как невероятно густой туман. Пахло гнилью и канализацией — по правде говоря, так же, как и все это дело с виконтом де Лезанн.
В верхних этажах особняка Лезанна все еще горел свет, за исключением комнаты, которую Пти обозначил как детскую Жизели. Сделав медленный выдох, Джефф придвинул кресло к окну, отпер
Затем он с грохотом закрыл ящик, зажег свечу и во второй раз за день начал просматривать те новые вещи, которые прислал Дюпон, — просроченные векселя и несколько писем с соболезнованиями мадам Моро. Как Дюпон раздобыл их, Джефф не знал.
Просмотрев стопку, он выбрал самое многообещающее письмо — послание приходского священника, сложенное несколько раз. Держа его в руках, он читал его медленно, акцентируя внимание на каждом чувствительном и болезненном месте, пытаясь представить себе, какие чувства вызвало это письмо, когда она взяла его в свои руки. И даже ее чувства теперь.
Затем он задул свечу, закрыл глаза и совершенно сознательно открыл себя этой бесконечной пропасти между временем и пространством. Это было похоже, как если бы кто-то наложил ему жгут на руку и вскрыл вену. Когда ночная тишина захлестнула его, Джефф пытался почувствовать мадам Моро, попробовал ощутить ее скорбь, проникнуть в ее мысли и в суть ее бытия в окружающей пустоте.
Это была работа, которую он терпеть не мог. Но по большей части теперь это была просто работа. Просто выбор, который он сделал, когда не осталось альтернативы.
Однако было время, и с тех пор прошло немного лет, когда у него не было выбора — когда его сознание, скользкое как угорь, свободно перемещалось сквозь время и пространство, туда и обратно. Это было похоже на чередование вспышек ослепительной яркости и совершенной ясности — неконтролируемой ясности, — которое могло иногда показывать мерцание вещей. И он испытывал при этом полное и абсолютное бессилие.
Этого не должен видеть ни один ребенок.
Да, ему не нравилось делать это. Но долгие годы практики и безжалостная самодисциплина сделали это его выбором, а не выбором его судьбы.
И все же сегодня он ничего не почувствовал.
В настоящее время в тех очень редких случаях, когда у него возникал непрошеный образ, он чувствовал провал. И в случаях, как сегодня вечером, когда у него не получилось вызвать образ, он чувствовал… то же самое.
Он утешил себя — если это слово можно применить в данном случае, — что он не был знаком с Жизелью Моро и ничего не знал о ее матери, за исключением того, что в конце этого дня, когда она куда-то отправилась со своей корзинкой для провизии, они с ней лишь мельком переглянулись. Маленькая опрятная блондинка в длинном черном плаще.
Трудно уловить нити мыслей или эмоций в текущее время, не говоря уж о будущих событиях, поскольку для этого необходимо
Джефф со вздохом бросил письмо обратно в кучу. Впервые в жизни он чуть не пропустил видение. Сегодня вечером он будет один.
Наедине с лихорадочными мечтами об Анаис де Роуэн.
Церковь Святого Николая была красивым старинным храмом, спрятанным в укромном уголке между несколькими улицами Бёр, прямо за площадью Гран-Плас, в конце самых многолюдных кварталов.
По сравнению с другими церквями храм был расположен вдалеке от центра Брюсселя. Интересный выбор, подумала Анаис, бродя под его сводчатыми потолками.
Но по какой-то причине госпожа Моро предпочла именно эту церковь.
Возможно, это было как-то связано с простотой внутренней отделки церкви — ее спокойными тонами и сдержанным количеством позолоты. Однако даже здесь, в этом месте покоя, все равно были заметны признаки городской политической суматохи. В течение веков церковь неоднократно бомбили и сжигали — проходящий мимо церковный староста сказал ей, что в часовне Пресвятой Богородицы в одной из колон до сих пор находится французское пушечное ядро.
Анаис поблагодарила его, но не стала заниматься поисками ядра, предпочитая вместо этого ждать около исповедален, в которых прихожане периодически сменяли друг друга. Она поставила свечку за упокой прабабушки Софии, а затем улучила момент, чтобы прочесть молитву.
Хотя ее и покрестили в англиканской церкви ее матери, Анаис была погружена в католицизм с самого раннего возраста. Ребенком она часто сопровождала прабабушку и Марию на мессу в церковь Пресвятой Девы Марии, ибо ее родители были либеральны в этих вопросах. В Тоскане не было другой церкви для посещения. Анаис не считала, что религии взаимозаменяемы, скорее взаимодополняемы.
Так что в церкви Святого Николая она чувствовала себя также непринужденно, как если бы посещала давнишнего друга. Спустя четверть часа через притвор вошла маленькая круглая блондинка с корзинкой, украшенной ярко-зеленой узкой полоской. Необычная корзинка была именно такой, какой ее описал Пти.
Оставив ее около двери, леди покрыла голову шарфом и направилась в одну из открытых исповедален. Анаис последовала за ней и вошла в соседнюю.
— Благословите меня, Отец мой, ибо я согрешила, — сказала она на французском языке, приблизив губы к решетчатому оконцу. — Я принадлежу к англиканской церкви. Вы выслушаете мою исповедь?
Священник колебался лишь мгновение.
— Конечно, дитя мое, — сказал он мягким голосом. — Если ты стремишься к благодати Господа нашего, тогда ты можешь искать таинство примирения здесь.
— Благодарю вас, — сказала она. — С моей последней исповеди прошло четыре месяца. Вот мои прегрешения. Я солгала один раз моему отцу и матери. Несколько раз я использовала неподобающие леди выражения. И у меня были непристойные мысли о мужчине, с которым я не состою в браке, вообще-то это было… ну, немного больше, чем просто мысли.