Невеста в жертву
Шрифт:
— Я… Моя бабушка была диа-ши.
— Ты это уже говорила. Я хочу знать, чему именно она тебя научила.
— Мало чему. Все, что помнила. Она была стара.
— Не сомневаюсь. Вы, смертные, быстро стареете. Что еще ты знаешь из их магии? — Он потянулся вперед, а я, как зашуганный зверь, наоборот, отклонилась назад.
— Что можешь?
— Укреплять вещи, искать воду в земле, лечить скот, но не от всего, только от легких болезней.
— Тогда объясни мне, какого демона, ты кинула привязку?! — Рассерженно
Он оказался так близко, зависнув надо мной, упираясь на вытянутые руки, что я сползла вниз, вжимаясь в постель, и испуганно таращась.
— Значит так, слушай сюда. Или ты по-хорошему раздвигаешь свои тощие ноги и принимаешь меня как мужа, или я обещаю, я сломаю тебе шею. Я не умру, я бессмертен, а вот ты даже пикнуть не успеешь, как твоя жизнь закончится.
Рывком содрал с меня одеяло и маленькие светящееся шарики, словно живые, покатились прочь, забирая с собой то тепло, которое согрело мое замерзшее насквозь тело. Они переливались ровным светом, и, подпрыгивая, ссыпались с кровати, прячась под ней. Наблюдая за этой картиной, я на мгновение забыла о нависшей в прямом смысле угрозе, которая смотрела на меня просто испепеляюще, и щеки вновь опалило жаром.
— Раздвинь. Ноги. — Процедил он, и, не дожидаясь, сам развел мои колени, накрывая своим телом и толкаясь бедрами. — Лижи смирно и желательно молча. Мне ваш визг противен и портит настроение.
У меня, кажется, онемело даже лицо.
Губы не шевелились, легкие едва вбирали прохладный воздух, только глаза бешено вращались, глядя то на чужие губы, то на нос, то на ресницы.
Мужчина опустил свою руку вниз, и я услышала звон пряжки ремня. Он буквально тут же вновь приставил свою плоть к моему лону, пытаясь протолкнуть ее вперед.
Инстинкт сработал сам собой, и я истерично забила ногами и вцепилась пальцами в голые мужские плечи, пытаясь оттолкнуть от себя каменное тело, придавившее меня к кровати полностью обезоруживая. Но его оказалось невозможно даже пошевелить, не то чтобы сбросить, и, сжавшись, я начала кулачками молотить его спину из последних сил и хрипло шептать:
— Левайнын ши! Левайнын ши!
Дабы заткнуть меня, рот накрыли ладонью и вновь толкнулись, больно растягивая сухую кожу промежности.
— Хватит! Хватит! — Зло шептал мужчина, пытаясь все же проникнуть в меня. — Хватит ерзать!
— Фуфти! — Провыла ему в ладонь, и закричала от очередного неприятного толчка.
— Надоело! — Вскочил с постели, отпуская меня и как был, с распущенным поясом, из которого гордо торчала возбужденная плоть, вышел, хлопнув дверью.
Оставшись в одиночестве, я замоталась в одеяло, трясясь как заяц.
Приложила ладонь к промежности и зашипела. Кожу саднило, и мышцы всего тела выли от напряжения.
Второй раз.
Второй раз мне удалось
Я так и не поняла, кто он, бог или человек, демон или что похуже. Понятно только одно — я ему определенно не нравлюсь.
Не удивительно.
Если верить его словам о бессмертии, то привязка к человеческой девушке, худшее, что можно придумать. Ощущать ее боль, страх, делить поровну все ощущения, особенно плохие. Не знаю, насколько сильно он ощущал меня, но я надеялась, что максимально.
Это единственное, что могло дать мне хоть немного времени, чтобы успокоиться и решить, как быть дальше.
Дверь открылась, и страж, все тот же прозрачный фантом, вплыл в комнату, приближаясь к моей постели. Помолившись всем богам в очередной раз, я ждала подвоха, очередного толчка или перевода в другую камеру. Но он только поставил передо мной тарелку с ароматно пахнущим мясом и тушеными овощами, и, развернувшись, покинул камеру, плотно закрывая дверь на замок, лязг которого ударил по ушам как гром.
Желудок жалобно застонал и глаза сами собой вернулись к тарелке.
Есть хочется. Сильно. До сосущих спазмов в животе.
Принюхавшись, взяла тарелку за край и придвинула ближе, рассматривая слишком аппетитную еду, перед собой.
Только маленький кусочек…
Стоило сжать губами крохотный щепок мяса, вымокшего в соусе, как я блаженно застонала от удовольствия. Чертовски вкусно. Просто ужасно.
Один за другим я погружала их в рот, поражаясь мягкости и сочности мяса, которое даже жевать практически не надо было, не замечая, как овощи последовали следом, вместе с куском мягкого хлеба. Только когда тарелка опустела, я поняла, что съела все до крошки и облизала края.
Честно признаться, это было самое вкусное, что я, когда-либо пробовала, и продать за такое душу — не жалко.
— Эй? — Поднявшись и замотавшись одеялом как накидкой, я на цыпочках подкралась к двери, держа в руках, пустую посудину. — Я все съела. Спасибо.
Ответа нет.
А чего я еще могла ждать? Что сейчас, радушно улыбаясь, кто-то войдет и примет мою благодарность, забирая тарелку из рук и предлагая прогуляться после плотного обеда?
Или завтрака. Или ужина.
Который сейчас час?
Под землей время теряет границы, и обозначить их невозможно. Может быть, на поверхности светит солнце, а может, уже взошла луна, только вот мне не увидеть ни того, ни другого, и от этого сердце сжалось от тоски.
Сколько я здесь? Час? День? Месяц? Или вечность?
Дверь вновь открылась и уже знакомый, и почти родной призрак подошел к постели, и опустив на нее стопку вещей, взглянул на меня и оскалил рот, демонстрируя острые длинные зубы.
Впечатлило. Да так, что я резко протянула тарелку, которая растворилась тут же, от одного его взгляда, так, как будто и не было.