Невеста
Шрифт:
Валя подумала немного.
— Нет. Никогда.
— И вы не знаете, что означали слова Харламова насчет свадьбы?
— Понятия не имею.
— Почему ваш Володя так странно вел себя на суде? — продолжал спрашивать Митрохин.
— Не знаю…
— Но вы согласны, что он вел себя странно? На предварительном следствии показал, что слышал звук удара при наезде на велосипедиста, хотя самого наезда в темноте не видел. Так? Далее, он показал, что спросил Васина…
— Конечно, конечно! — торопливо воскликнула Валя. — Ведь если бы он видел, как наехал на человека, и захотел сделать
— Логично, — согласился Митрохин, — но вы забываете об одном обстоятельстве. Решающем. Васин все это отрицает. Говорит, как вы помните, что Харламов к нему не обращался.
— Но почему суд поверил ему, а не Володе?
— Да потому, что ваш Володя вел себя и на очной ставке и на суде по меньшей мере глупо! — громко, как будто в нем что-то прорвалось, воскликнул Митрохин. — Надеюсь, это-то вам очевидно?
— Я не верю ни одному слову Васина, — сказала Валя. — Он все врет.
— Почему же тогда Харламов не разоблачил его на очной ставке или на суде? — снова спросил Митрохин.
Вале захотелось крикнуть: «Не знаю! Ничего не знаю! Я убеждена только в одном — в том, что Володя — честный человек, что его нельзя судить так строго, что это жестоко, понимаете, жестоко!..»
Но она сдержалась.
— Я тоже удивляюсь, почему он так себя вел, — ответила Валя, стараясь говорить спокойно, — и тем не менее убеждена в его правоте… То есть не в правоте, — поспешно поправилась она, — он, конечно, виноват… Но такой человек, как Володя, не мог оставить раненого на дороге и уехать. Понимаете, не мог!
— Вам кажется, что не мог, — пожал плечами Митрохин, — а вот судя по характеристике с места работы…
Валя молчала. Эта характеристика и для нее самой была полной неожиданностью.
— Не знаю, в чем тут дело, — тихо сказала Валя, делая усилие, чтобы не заплакать. — Я понимаю, вам нужны факты, документы с печатями!.. У меня их нет. У меня ничего нет. Но я знаю, твердо знаю: Володя не такой, как написано в этой бумажке.
— Но почему он не защищался в суде?
— А почему Васина защищали два адвоката, а Володю ни один? Это, по-вашему, справедливо?
— Общественного защитника выделили на производстве. Ему было поручено защищать Васина. Не Харламова, а Васина. Кроме того, был еще адвокат. Каждый обвиняемый имеет право на адвоката.
— А Володя?
— Разумеется, и он тоже. Харламову был предложен адвокат. Но он отказался. Вы это слышали. Конечно, подсудимый может защищаться и сам. Некоторые даже считают, что они сделают это лучше адвоката. А как вел себя ваш Володя? Разве он защищался? Топил он себя, вот что! Вы согласны?
— Да, — тихо ответила Валя.
— В чем же все-таки дело?
Она молчала.
— Видите ли, — тяжело вздохнув, продолжал Митрохин, — я ведь, собственно, никакой не юрист. Пока не вышел на пенсию, не имел к юриспруденции никакого отношения. Народный заседатель — это мое, так сказать, партийное поручение. Когда вы крикнули, что приговор несправедлив, я подумал: может быть, вам известны какие-нибудь факты, которые могут пролить, как говорится, свет…
Он замолчал, вопросительно глядя на Валю.
4. Я все выдержу
«Вот
До ее слуха донесся тихий звук гитары. Долговязый парень в ковбойке медленно шел по аллее, перебирая струны. Подойдя поближе, он с недоумением оглядел сидевших рядом лысого старика в очках и стройную молоденькую девушку с копной белокурых волос. Девушку он оглядел особенно пристально — от ее больших, покрасневших, заплаканных глаз до загорелых ног в простеньких, видавших виды босоножках.
Потом слегка пожал плечами, взял два-три аккорда чуть погромче, чем раньше, и так же медленно прошел мимо.
Валя с горечью подумала, что, в то время как этот парень бренчит на своей дурацкой гитаре, Володя сидит за решеткой. А Митрохин снисходительно и беззлобно сказал себе: «Опять вошла в моду гитара. Любопытно! В наше время она считалась символом мещанства».
— Из какой семьи ваш Харламов? — спросил он после некоторого молчания.
Валя посмотрела на Митрохина с благодарностью. Нет, он не собирался уходить. Значит, у нее еще есть время. «Что же мне сказать о тебе, Володя? Почему ты так мало, так скупо рассказывал мне о себе? Может быть, думал, что не пойму? Что я еще девочка и совсем не знаю жизни? Но ведь ты всего на три года старше меня. И я все поняла бы, все, потому что люблю тебя… Помнишь, ты как-то спросил: „За что ты любишь меня?“ Чудак! Разве можно ответить „за что“?.. Наверное, за то, что ты такой, как есть. За то, что ненавидишь ложь. За то, что все так близко принимаешь к сердцу… Нет, я не могу ответить, за что люблю тебя. Просто, просыпаясь утром, я радуюсь, что ты есть. А когда расстаюсь с тобой, мне кажется, что жизнь кончилась и начнется снова тогда, когда я опять тебя увижу. Вот и все.»
«Вот и все… — с горькой усмешкой повторила Валя. — Как много это значит для меня и как мало для тех, от кого зависит сейчас твоя судьба».
Торопливо, все еще боясь, что Митрохин встанет и уйдет, Валя стала рассказывать ему, как познакомилась с Володей.
Это случилось в конце прошлого года.
Нет, слово «познакомились» меньше всего годилось для тех обстоятельств, при которых произошла их первая встреча.
Комсомольское собрание затянулось, и Вале пришлось возвращаться домой поздно вечером. На трамвайной остановке толпилось много народа, и Валя решила пройти несколько кварталов пешком, чтобы сесть на автобус.
Весь день с самого утра сыпал мокрый снег, фонари слабо мерцали на большом расстоянии друг от друга, на улице было пустынно. Последнее время Валя редко возвращалась из института одна — обычно за ней заходил Андрей. Надо было и на этот раз попросить, чтобы Андрей зашел за ней и проводил до дома.
Студент энергетического института Андрей Бобров тогда очень нравился Вале. С ним было легко и просто. Он ничем не нарушал ее привычную, ясную жизнь. Он был умен и весел, играл на гитаре, пел песенки — иногда смешливые, иногда иронически-грустные. Казалось, никакой вопрос не мог застать его врасплох…