Невеста
Шрифт:
Он мгновенно оборачивается. Ко мне. И когда его зрачки расширились, заполнив всю радужку, я поднимаю руку и неловко машу.
— Аня рассказала мне про крышу, — виновато признаю я. Похоже, я вторглась в личный момент. — Я могу уйти…
Он молча и стоически качает головой. Я с трудом сдерживаю смешок.
— Если сядешь сюда, — я показываю направо, — то будешь между мной и ветром. Не будет пахнуть буйабесом.
Его губы дёргаются в едва заметной улыбке, но он подходит к указанному мной месту, его массивное тело опустилось рядом со
— Поскольку он не на основе гемоглобина или арахиса, то ничего. Так что… — я хлопаю в ладоши. Стрекотание цикад стихает, а затем возобновляется после растерянной паузы. — Ну-ка, скажи, я правильно понимаю? Ты воспользуешься встречей с Эмери, чтобы подкинуть ей какую-нибудь шпионскую программу или перехватчик, чтобы следить за её общением и получить доказательства того, что она возглавляет Лоялистов. Но ты ведь отправляешься на вражескую территорию в одиночку, обладая компьютерными навыками уровня престарелого луддита7, так что рискуешь ты знатно. Хотя ладно, можешь не отвечать, и так всё ясно. Когда ты отправляешься на свою верную смерть? Завтра или в пятницу?
Он изучает меня так, будто не может решить, то ли я скамейка, то ли скульптура в стиле постмодернизма. На его челюсти заходили желваки.
— Я, правда, не понимаю, — размышляет он вслух.
— Что?
— Как ты до сих пор жива с твоей манерой лезть на рожон.
— Должно быть, я очень умная.
— Или невероятно глупая.
Наши взгляды встречаются на несколько секунд, наполненные чем-то более интенсивным, чем враждебность. Я отвожу взгляд первой.
И просто говорю это, не раздумывая. — Возьми меня с собой. Я помогу с техникой.
Он устало фыркнул себе под нос. — Иди-ка спать, Мизери, пока не угодила в беду.
— Я — дитя ночи, — бормочу я. — Немного обидно, что мой муж не считает меня способной позаботиться о себе.
— А как обидно то, что моя жена считает, что я возьму её с собой в крайне опасную ситуацию, где я могу оказаться не в состоянии её защитить.
— Ладно. Хорошо, — я бросаю на него взгляд — на его серьёзное, упрямое, несговорчивое лицо. В тусклом лунном свете линии его скул словно готовы были меня изрезать. — Но ты ведь не справишься сам.
Он смотрит на меня с недоверием. — Ты серьёзно? Говоришь мне, что я могу сделать, а что нет?
— О, я бы никогда не посмела, Альфа, — говорю я с насмешливым тоном, о чём потом чуть-чуть жалею, когда он бросает на меня гневный взгляд. — Но ты даже компьютер включить не можешь.
— Я могу включить гребаный компьютер!
— Лоу. Друг мой. Мой супруг. Ты, без сомнения, компетентный оборотень со множеством талантов, но я видела твой телефон. Видела, как ты им пользуешься. Половина галереи — размытые фотографии Аны, где твой палец закрывает
Он открывает рот. Потом резко его закрывает.
— Ты собирался спросить, почему это неправильно.
— Ты никуда не пойдёшь, — его тон не подлежит обсуждению. И когда он попытался встать, раздражённый моей настойчивостью, я чувствую укол вины и тянусь к штанине его джинсов, усаживая обратно. Его взгляд падает на место, где я его схватила, но он не сопротивляется.
— Ладно, я оставлю этот вопрос. — Пока что. — Пожалуйста, не уходи. Я уверена, ты пришёл сюда, чтобы… Чем ты вообще тут занимаешься? Точишь когти? Воешь на луну?
— Вычёсываю блох.
— Видишь? Не хочу тебе мешать. Продолжай, — я жду, пока он вычешет живность из своих волос. — Разве ты не должен спать? Ты же не дитя ночи. — Уже за полночь. Самое время бодрствовать для меня, цикад и, пожалуй, никого больше на многие километры вокруг.
— Я мало сплю.
Верно. Об этом говорила Ана. Когда она упомянула, что у него… — Бессонница!
Он удивлённо приподнять бровь. — Кажется, ты в восторге от моей неспособности нормально выспаться.
— Да. Нет. Но Ана сказала, что у тебя была пневмония, и… (прим. пер.: в ориг. эти слова созвучны — insomnia (бессонница) и pneumonia (пневмония))
Он улыбается. — Она часто путает слова.
— Ага.
— Согласно «Гуглу», которым я, по-видимому, не умею пользоваться, — его косой взгляд обжигает, — для её возраста это нормально.
Он погрузился в глубокую задумчивость, улыбка исчезла с его лица.
— Не могу представить, как это должно быть сложно.
— Научиться говорить?
— И это тоже. Но также и неожиданно растить маленького ребёнка.
— Не так сложно, как расти с каким-то придурком, который не знает, что нужно купить тебе автокресло, или даёт тебе «Скитлс» перед сном, потому что ты голодная, или разрешает тебе смотреть «Изгоняющий дьявола», потому что он сам никогда его не видел, но героиня фильма — маленькая девочка, а он, видимо, решил, что ты с ней как-то себя отождествляешь.
— Впечатляет. Мы с Сереной посмотрели этот фильм в пятнадцать, и потом несколько месяцев спали с включённым светом.
— А Ана посмотрела его в шесть лет и, похоже, нуждается в дорогостоящей терапии лет до сорока.
Я морщусь. — Мне жаль. В основном за Ану, но и за тебя тоже. Люди обычно постепенно входят в роль родителей. Мы ведь не рождаемся с умением менять подгузники.
— Ана приучена к горшку. Не мной, разумеется, я бы каким-то образом умудрился научить её писать через нос, — он проводит рукой по коротким волосам, а затем потирает шею. — Я был не готов к ней. До сих пор не готов. А она такая чертовски всепрощающая.