Невидимки
Шрифт:
Иво и Кристо уходят, а мы с ба остаемся. Она встает в очередь, чтобы прикоснуться к стенкам грота и взглянуть на родник, и просит меня побыть с ней.
— Не хочу, чтобы ты бродил тут в одиночку. А вдруг с тобой что-нибудь случится?
— Что, например?
— Мы за границей. Случиться может что угодно!
Я напоминаю, что мы в святом месте, битком набитом недужными религиозными людьми. Не могут же христиане причинить мне зло. И потом, я, в отличие от нее, говорю по-французски. Крыть ей нечем, так что я обещаю вернуться — она в своей очереди будет стоять до вечера, — и она с недовольным видом закуривает.
Бальтазар рассказал нам, где можно набрать святой воды,
Встаю в очередь к крану. У многих в руках маленькие бутылочки — главным образом официальные, с ликом Девы Марии, хотя некоторые люди наполняют бутылки из-под кока-колы и обычной воды. Кое-кто косится на мои канистры и недовольно ворчит, но я не понимаю, что они говорят, так что мне все равно. Когда подходит моя очередь, я подставляю канистры под кран и наполняю их до краев, не обращая внимания на бурчание у меня за спиной. По правде говоря, это всего лишь обычный кран, торчащий из земли, точно такой же, какие делают в цыганских лагерях. Не знаю, что в нем такого святого. Считается, что это вода из родника в гроте, но с таким же успехом она может быть из реки. Откуда нам знать? Ее уже столько расплескано вокруг, что не думаю, чтобы она была такой уж драгоценной. И вообще, я считаю, что: а) в том, чтобы набирать святую воду в канистры, нет ничего плохого и б) Кристо серьезно болен, так что, пожалуй, ему нужно больше, чем многим другим.
Но есть у этого и свой минус: на обратном пути я сгибаюсь под тяжестью двух полных канистр с водой. Я отношу их к трейлерам и оставляю там вместе с большой запиской, которая гласит, что это святая вода и использовать ее для мытья нельзя (восклицательный знак!). Снизу я пририсовываю небольшую Деву Марию с нимбом, для надежности, хотя в нашей семье все, за исключением Кристо, умеют читать, хотя бы немного. Как любит говорить ба, лишняя предосторожность никогда не помешает. Не помешает, нет!
Я возвращаюсь к гроту и обнаруживаю, что ба уже ждет на скамеечке у реки. Никого из наших не видно. Ба беспокоится за деда Тене, но я так проголодался, что сил беспокоиться у меня нет, и мы отправляемся на поиски обеда. В конце концов нам удается отыскать одно место, почти в черте города, где можно получить обед за prix fixe [15] (это даже ба понимает без перевода) в пятнадцать франков. Это дешево. Еда оказывается очень вкусной — омлет и горка нарезанной тонкими ломтиками хрустящей жареной картошки, которую здесь подают с майонезом. Это непривычно, но аппетитно. Бабушка, к моему удивлению, ест, а при обычных обстоятельствах она бы даже не притронулась к еде, приготовленной горджио. Она в таком хорошем настроении, что я высказываю идею о переселении во Францию. Ба улыбается усталой улыбкой, как всегда, когда я несу какую-нибудь забавную чепуху. По-моему, она не догадывается, что я вполне серьезен.
15
Фиксированная цена (фр.).
Потом, вечером, после того как объявляется дед Тене, — он обнаружил какой-то бар и разговорился там с французским цыганом, — а Иво с Кристо возвращаются из купальни, мы снова идем
Священник ведет какую-то службу. У него изумительный голос, которым он скорее выпевает слова, чем произносит их. Ба поминутно дергает меня дурацкими вопросами о том, что он говорит, но я не понимаю. Я разбираю одно слово из десяти, но это мне нравится; мои мысли уносятся куда-то вдаль, освобожденные от своих привычных скучных рамок. Я смотрю на подсвеченный крест и на звезды, на статую и на свечи. Люди вокруг вполголоса подхватывают слова священника. Где-то начинает играть музыка — негромкая, несущая в себе утешение, и вступает женский голос. Мне так хочется, чтобы чудо произошло, что я не осмеливаюсь больше смотреть на Кристо. Мне хочется плакать. Ба обнимает меня за плечи. Она тоже плачет.
И в этот миг я по-настоящему верю. Я верю во все это.
Однако же нам приходится уйти из грота, чтобы раздобыть чего-нибудь поесть. Ба толкает в гору кресло деда Тене, а Иво несет Кристо — малыш уснул у него на руках. Наверное, очень устал после всех этих святых дел. Иво протягивает мне сигарету. Он сейчас кажется намного спокойнее.
— Ну, как все прошло в купальне? Хорошо? — спрашиваю я.
Не представляю себе, что там должно было произойти.
— Да, все было хорошо.
— Здорово, что так тепло. Уверен, с Кристо все будет нормально.
— Угу.
— Все было так же, как когда ты приезжал сюда в прошлый раз?
— Да, почти. Теперь у них больше ассистентов.
Иво устремляет взгляд в кромешную темноту.
— А ты тогда почувствовал, — ну, когда был здесь в прошлый раз, — ты почувствовал, что исцеляешься?
— Тогда — нет. Была вода как вода. Самая обыкновенная. Довольно холодная.
— Так я и думал, — говорю я вслух, хотя в глубине души испытываю облегчение.
Мне всегда не давал покоя вопрос, сразу ли Иво понял, что исцелился.
— Бальтазар хотел, чтобы я вернулся и поговорил со священником о том, что со мной произошло.
— Да? Может, и стоило бы, — отвечаю я.
В глубине души меня гложут сомнения. А вдруг здесь решат, что, раз с тобой случилось чудо, ты теперь их с потрохами? Но по голосу Иво я понимаю, что он не станет ни с кем разговаривать — ни за какие коврижки.
— Чем ты, малыш, занимался весь день?
— Мы ели омлет с жареной картошкой. Было очень вкусно. Ой, а еще ведь… — У меня в голове не укладывается, что я вспомнил об этом только сейчас. — Я набрал четыре галлона святой воды!
Иво улыбается, а потом вдруг начинает смеяться — и это веселый смех, а не злой. Он по-настоящему развеселился. Я сто лет не слышал, чтобы он смеялся.
10
Рэй
— Миссис Хирн? Меня зовут Рэй Лавелл. Я пытаюсь связаться с вашим братом и племянником.
— С моим братом?
— Тене Янко. И с Иво.
В трубке повисает молчание.
— Это что, розыгрыш?
— Нет, ни в коем случае. Миссис Хирн…