Невидимое дерево
Шрифт:
Шур Шурыч и ворона тоже были растеряны. Они никак не ожидали столкнуться нос к носу с девчонкой.
Первым нарушил молчание Шур Шурыч.
— Между прочим, меня зовут Шур Шурыч, — сказал он и двумя пальцами приподнял шапку.
— А меня, — приложила крыло к груди ворона, — все называют…
Но Вика перебила ворону, она вдруг вспомнила… Она вдруг догадалась… Неужели это те самые? Говорящая ворона Розалинда и Шур Шурыч, о которых ей когда-то рассказывала её мама. Без сомнения те самые! И
— А я знаю, я знаю! Да, да, вы — домовой Шур Шурыч, а вы — говорящая ворона Розалинда!
— Верно, — кивнула ворона, — но разрешите полюбопытствовать, откуда вам известны наши имена?
— Мне о вас мама рассказывала, — объяснила Вика. — Только она сказала, что всё это неправда и в жизни домовых и говорящих ворон не бывает. А зовут меня Вика.
— Нам ваше имя известно, — сказала Розалинда, — нам вообще многое известно. Мы с Шур Шурычем прожили столько лет… так что, поверьте нам и нашему жизненному опыту: есть и домовые, и говорящие вороны.
— Я-то вам верю и опыту вашему тоже, — вздохнула Вика, — а вот мама и папа — нет.
— Нам, домовым, — признался Шур Шурыч, — жутко обидно, когда в нас не верят. Ведь мы, домовые, — народ обидчивый.
Вика на мгновение умолкла, затем внимательно посмотрела на Шур Шурыча и спросила:
— Скажите, а это правда, что домовые счастье приносят?
— А как же… Только я этим делом уже давно не занимаюсь. У меня теперь другая, современная профессия. Я теперь по спортивной части, так сказать, тренер по храбрости. Вот залезу под стол и шуршу, шуршу — детишек пугаю. А там глядишь — и перестанут бояться. Очень серьёзное дело.
— Значит, это вы у нас дома под шкафом и под столом шуршали?
— Конечно, я. А кто же ещё? Поэтому мне и имя твоё, и все игрушки твои знакомы. Но только я к тебе, если честно сказать, с большой неохотой всегда хожу. У тебя, Вика, условия труда для меня плохие. Мне чем больше пыли — тем шуршать легче. А у тебя её совсем нету. Одно наказание. Тренировать тяжело.
— Всё-таки жаль, что у вас теперь другая профессия, — вздохнула Вика и вдруг почувствовала, как печаль и грусть снова возвращаются к ней.
— А чего жалеть, — продолжал рассуждать Шур Шурыч. — Приносить счастье — это дело, конечно, хорошее и нужное, да только…
Но тут Шур Шурыча прервала Розалинда. Она наклонилась и зашептала ему на ухо:
— У девочки, кажется, неприятности.
— Ты думаешь? — также шёпотом спросил Шур Шурыч и достал из кармана тонкие, в серебряной оправе, круглые очки.
— Кажется, ты права, — сказал Шур Шурыч, посмотрев внимательно на девочку.
Он спрятал очки в кармашек жёлтого жилета и, перепрыгнув через подоконник, оказался в комнате.
— Если разрешите, мы у вас немного погостим, — сказала Розалинда и вслед за Шур
— Славное у вас, барышня, жильё. Очень уютно, — тоном старой опытной хозяйки сказала Розалинда, оглядывая комнату.
Тут из-за двери послушался голос мамы:
— Вика, как успехи?
— Пока не получается, — ответила Вика и быстро спрятала под диван обезьянку, которую ей вернули ворона и бывший домовой.
Розалинда и Шур Шурыч тоже решили, что лучше будет не попадаться маме на глаза, и залезли под стол.
Сделали они это вовремя, потому что через мгновение в комнату вошла Викина мама, Ксенья Петровна. Она была одета в плащ и собиралась уходить. Ксенья Петровна подошла к девочке и громко, так, чтобы слышал Викин папа, сказала:
— Обед на столе. Я приду поздно. У меня конференция. Приду часам к семи.
В это время в комнату вошёл папа. Он тоже, судя по всему, собрался уходить.
— Скажешь маме, — сказал он так, будто бы мамы в комнате не было, — что я ушёл на собрание, тоже буду поздно. Может быть, в семь, а возможно, и в девять.
— Мама сказала, — дрожащим голосом прошептала Вика, — что обед на столе.
— Передашь маме, — сказал папа и надел шляпу, — что я сегодня сыт по горло.
Папа вышел.
Мама посмотрела вслед папе, передёрнула плечами и сказала:
— Папу не жди. Пообедай сама. Ужин приготовлю я.
Мама поправила плащ, накрасила губы своей любимой розовой помадой и тоже ушла.
Шур Шурыч и ворона вылезли из-под стола.
— Чего это они «передай папе, передай маме»? А? — спросил Шур Шурыч, кивая на захлопнувшуюся за родителями дверь.
— Поссорились, — ответила Вика и вдруг почувствовала, как слёзы ручейками побежали из глаз. Больше Вика терпеть уже не могла. Она шмыгала носом и одновременно говорила: — Они, когда ссорятся, всегда так друг с другом разговаривают, а мне плакать хочется, мне, мне…
— Во-о даёт! — всплеснул руками Шур Шурыч. — Под столом шуршал — не боялась, а теперь ревёшь. Стыд и позор!
Шур Шурыч достал из кармана огромных размеров цветастый платок и вытер Вике нос.
— Вам, очевидно, неприятно об этом говорить, — подала голос ворона, — но позвольте у вас спросить, отчего они поссорились?
— Из-за тапочка. Папа куда-то задевал свой тапочек. А мама говорит, что ей надоело искать его вещи. Вот из-за этого и поссорились, — развела Вика руками.
— А тапочек был, наверное, редкий? Антикварный? — спросил Шур Шурыч.
— Нет, самый обыкновенный, — ответила девочка и шмыгнула носом.
— Тогда не понимаю, — пожал плечами Шур Шурыч, — я бы из-за обыкновенного никогда не поссорился. Вот скажи, Розалинда, я с тобой когда-нибудь из-за тапочка ссорился?