Невидимое зло
Шрифт:
Этого мгновения было достаточно. Роллинсон лгал. Корнелиус знал это. Он не мог объяснить почему, но теперь он был в этом уверен наверняка. Он улыбнулся Питеру Лекстону, давая ему понять, что раскусил его.
— Мне очень жаль, но мы не можем продлить срок действия своего предложения. Он истекает через — дайте-ка сообразить — одиннадцать дней. Я уверен, что ваши акционеры посчитают целесообразным заключить сделку с нами.
Лекстон откашлялся.
— Нам придется серьезно подумать о своей позиции.
— Разумеется, — ответил Корнелиус, улыбаясь. — Это
Едва они вышли из офиса «Гурней Крохайм», Бентон Дэвис похлопал Корнелиуса по плечу.
— Вам удалось их зацепить за живое. Банки наверняка не позволят им затягивать с принятием нашего предложения. По глазам Роллинсона это было видно.
Дауэр бросил на Бентона сердитый взгляд:
— Посмотрим, как поступит Лекстон. Мы не можем быть уверены, что он блефовал.
Бентон поймал взгляд Корнелиуса и подмигнул. Дауэр еще больше помрачнел.
Кальдер приехал в больницу узнать, как дела у Энн. Врачи были довольны ее состоянием, но она по-прежнему лежала без сознания. У Тодда тоже наметился сдвиг к лучшему — он пришел в себя, но пока плохо ориентировался и мало что понимал.
Ким была на седьмом небе. Тодд не осознавал, где находится и почему, но узнал ее. Они даже поговорили, хотя он мало что соображал и вскоре снова заснул. Однако это было начало. Она нехотя согласилась с предложением Корнелиуса перевезти его через пару дней в частную клинику в Лондоне, но до тех пор собиралась сидеть возле его кровати столько времени, сколько позволят врачи, на случай если он опять проснется.
Кальдеру с трудом удалось уговорить ее оставить Тодда одного на полчаса. Они вышли на улицу через главный вход и принялись бесцельно бродить по территории больницы, не обращая внимания на различные таблички, указывавшие путь к разным отделениям. Кальдер пересказал ей беседу с инспектором Бэнкс, но не упомянул о ее наводящих вопросах по поводу семейных отношений Ким и Тодда.
— Будем надеяться, что ей удастся прихватить Корнелиуса, — сказала Ким.
— Я вот что подумал, — заметил Кальдер. — Тот, кто заложил бомбу в «Як», должен был знать, что мы с Тоддом собираемся лететь на нем в тот день. Об этом было известно сотрудникам летной школы, об этом была запись в заявке на полет, но трудно представить, чтобы враги Тодда стали изучать заявки. Тогда возникает вопрос…
— Кому мы говорили?
— Да.
— Ну, я помню, что говорила своим родителям по телефону.
— Они живут в Ливерпуле, верно?
— Да. И еще, когда мы встречались с Корнелиусом в Лондоне, то тоже это обсуждали. Я сказала, что волнуюсь, потому что самолет такой старый, а Корнелиус посчитал полет увлекательным.
— Очень интересно. А еще кому-нибудь говорили?
— Нет. — Ким наморщила лоб, вспоминая. — Только моим родителям и Корнелиусу.
— Думаю, что твоих родителей мы можем вычеркнуть. Твой отец ведь не является международным террористом, у которого есть зуб на Тодда?
— Нет. Он отошедший от дел владелец магазина электротоваров, который души в нем не чает.
— Тогда остается один Корнелиус.
Они
— Здесь мы вряд ли еще что-нибудь сможем сделать, — сказал Кальдер. — Думаю, что мне надо побывать в Южной Африке, посмотреть место, где умерла Марта. Увидеть, где она жила. Может, удастся найти людей, которые знают о последних неделях ее жизни. Попытаться отыскать ее дневник. Я надеялся на помощь Тодда.
— Сейчас он помочь не сможет, только позже, — ответила Ким. — А Кэролайн?
— Но тогда ей было всего двенадцать лет, верно?
— Да. Но она заметила дневник. И вспомни: она сказала Корнелиусу, что тоже хочет узнать о смерти Марты больше. Если хочешь, я позвоню ей. У нас хорошие отношения, на самом деле. — Ким вытащила мобильник. — Я могу позвонить прямо сейчас.
— Хорошо, — согласился Кальдер. — Позвони.
Они присели на газон с густой травой возле здания ортопедического отделения, и Ким стала копаться в сумке в поисках записной книжки с номером телефона. В Англии было около шести вечера, значит, в Сан-Диего наступило утро. Ким набрала номер телефона, и Кальдер нагнулся к ее уху, чтобы тоже слышать разговор.
Кэролайн взяла трубку, и было видно, что она рада звонку Ким. Еще больше она обрадовалась, узнав, что Тодд очнулся. Ким рассказала, что собирается сделать Кальдер, и спросила, с кем ему там стоит встретиться.
— Трудный вопрос, — смутилась Кэролайн, и ее голос, искаженный помехами, стал еще больше походить на речь коренных жителей Калифорнии. — У нас дома часто бывали гости, но я не знаю наверняка, с кем из них мама дружила или кому могла довериться. Конечно, там по-прежнему постоянно живет Зан. Думаю, что теперь она в Кэмпс-Бей — это престижный пригород Кейптауна.
— У меня есть ее адрес.
— Отлично. Потом наша служанка Дорис. Если Алекс ее увидит, пусть обнимет за меня покрепче. Мне она очень нравилась. Подожди… Был какой-то газетчик, работавший на отца: Джордж — как его? Джордж Филд, кажется. Они с мамой очень дружили. И еще она очень много времени уделяла какому-то благотворительному проекту в черном поселении Гугулету. Там у нее тоже были друзья. Вряд ли я еще кого-нибудь вспомню. Я хорошо помню родителей своих подруг, но они скорее были важны мне, а не маме.
— А что насчет дневника? — поинтересовалась Ким.
— «Хондехук», конечно, продали. Она писала, что прятала его в столе с бумагами о налогах, верно? Бог знает, где он сейчас. Может, у папы дома, в Филадельфии? Скорее всего стол продали в Южной Африке, а старые бумаги, наверное, просто выбросили, как он и говорил.
— Жалко. — Ким не скрывала разочарования.
— Но я вспомнила о дневнике еще вот что. Вообще-то я об этом никогда не забывала, но тогда, на ужине, папа был таким нервным, что я не решилась рассказать. Ты помнишь, я говорила, что видела, как мама что-то переписывает в свой дневник из чужого дипломата?