Невидимые преступники
Шрифт:
Михала вдруг осенило.
– Уборщица!
– взревел он.
– Никто, кроме нее, сюда не мог бы проникнуть. Замок в порядке.
Он открыл дверь в коридор:
– Пани Гронкова, пожалуйте сюда!
Снизу раздалось испуганное "иду".
Все трое устремились уборщице навстречу: Михал с надеждой, Сандра с опасением, Индржих, сгорая от стыда. Скромная женщина лет сорока, всегда честно трудилась, а теперь вот такое обвинение... Но стоило Индржиху взглянуть на Гронкову, как он понял: это ее рук дело.
–
– Куда вы дели картину?
– хрипло выдавил из себя Михал.
– Я поставила ее во дворе.
Не говоря ни слова, художник кинулся вниз по лестнице, но тоненький голосок пани Гронковой заставил его остановиться.
– Ее там уже нет.
– Тогда где же она?
Лицо Михала, до сих пор мертвенно-бледное, вдруг стало синевато-красным. Сандра остолбенело подумала: "Если его хватит удар, это будет на моей совести".
Уборщица беспомощно опустила руки и кивком головы пригласила всех в свою квартиру. К шкафу была придвинута рама с натянутым холстом, на нем ни помарочки, ни штриха, будто его только что купили в магазине.
– Я даже не успела согреть воду, а от картины осталось только вот это.
По щекам женщины ручьями текли слезы - при виде их Михал удержался от оскорбительных слов.
– Мы найдем ее, дядюшка, не волнуйся, - успокаивал Индржих, хотя в глубине души он уже был сыт по горло всеми этими историями с исчезнувшими картинами.
– Сюда ведь редко кто заглядывает...
– Оставь!
– оборвал его Михал и, взяв в руки раму, с угрожающим видом направился к пани Гронковой. Та в испуге отступила.
– Кому вы давали ключ? Говорите!
Она покачала головой.
– Наверху никого не было. Вдруг меня осенило, сама не знаю почему, никогда прежде такого со мной не случалось: если картина готова, то неплохо бы дать ей подсохнуть на свежем воздухе. Никто сюда не ходит, я присмотрю за ней, а потом отнесу назад...
– А кто-то над вами подшутил и подменил картину, - добавил Индржих.
– Натянул мой собственный холст!
– негодовал Михал.
– Я же просил, Индржих, оставить меня в покое. Вечно ты суешь нос не в свои дела...
В словах Михала Индржих почувствовал пренебрежение. Чем он его заслужил? Индржиху хотелось бросить все, бежать без оглядки. Все равно не вернуть прежних отношений ни с дядей, ни с Сандрой. А если продолжать встречаться с Сандрой, то, пожалуй, и сам спятишь.
– И вообще, додуматься только: выносить картины на воздух!
– художник постучал пальцем по лбу, и уборщица вся съежилась.
– Прямо и не знаю, с чего бы мне приспичило... Я сама удивляюсь, поверьте. Уму непостижимо, кто бы мог заменить холст...
По дороге домой молодые люди поссорились. Впервые поссорились без причины, даже не условившись о следующем свидании.
Дома Сандру терзали
Но сон не приходил. Действие лекарства оказалось неожиданным. Сандра засмеялась: кражам конец! Это было недоразумение, и больше оно не повторится...
Два следующих дня выдались спокойными.
Но стоило ей в среду пробежать заголовки газет, как прежнее беспокойство с новой силой охватило ее. Поймана банда грабителей, ловких и, очевидно, хорошо финансируемых, которых опознали на основании снимков, сделанных фотоэлементами. Местонахождение картин грабители не знают; правда, они назвали несколько тайников, где, по всей видимости, спрятаны произведения искусства. Однако полиция обнаружила там лишь чистые холсты. Грабители не в курсе, на кого работают. Никакого вознаграждения за кражи не получали. Из Эрмитажа исчез "Город на берегу озера" Флавицкого, из Национального музея в Стокгольме...
Индржих ожидал Сандру, держа в руках газету. На его лице была улыбка, как будто они заранее договорились об этой вечерней прогулке.
– Теперь ты видишь, что дело не в тебе.
Он протянул ей "Вечернюю Прагу".
– Не только во мне, но и во мне тоже. Михал...
– она осеклась. Опять ссора?
– Выходит, это ты навела уборщицу?
– Индржих пытался говорить шутливым тоном, но девушка на него не реагировала.
– Кражи совершены одновременно в разных местах.
– Она вздохнула. Преступники понятия не имеют, где картины... Сборище сумасшедших?
– Я не верю, что они не знают.
Сандра колебалась: сказать или промолчать. Потом все-таки решилась:
– А я... верю... Может, они и правда не знают. Я допускаю, что они получили приказ. Как и я.
Ей не следовало этого говорить!
– Какой приказ? От кого?
– Лицо Индржиха посуровело.
– Не знаю.
– Это у тебя от избытка впечатлений, - сказал Индржих.
Сандра молчала, делая вид, что соглашается с ним. Индржих посмотрел на нее внимательно: нет, она вовсе не похожа на сумасшедшую. Она притворяется, она себе на уме. Неожиданная улыбка, озарившая ее лицо, вывела его из себя, он перестал выбирать выражения:
– Ты встречаешься со мной только из-за дяди Михала, чтобы иметь доступ в его мастерскую! Верно, метишь в Академию художеств?
Она покачала головой, но не обиделась. А ведь правда, вначале она обратила на Индржиха внимание только из-за его фамилии, ведь он племянник известного художника. Но сейчас это не имеет значения, главное картины.
– Из-за меня картины не будут больше пропадать, - решительно заявила Сандра.
– Отныне я не взгляну ни на одно полотно.
С минуту Индржих рассматривал ее с изумлением, потом сказал: