Невидимые тени
Шрифт:
Майя открывает шкаф – там стопки сероватого белья. Она тянет верхнюю простыню, здраво рассудив, что в шкафу вещи, по крайней мере, стираные.
– Все, идем. – Ника сноровисто заворачивает девочку в простыню. – Недосуг нам с полицией объясняться. Пусть Павел этим займется, он мастак с ними разговаривать.
Они выходят из подъезда и почти бегут к машине.
– Ты поведешь. – Ника бросает ей ключи. – Только осторожно.
Майя садится за руль и заводит двигатель. Она водила машину очень давно, но руки вспомнили то, что забыла голова. Машина трогается с места,
– Идем.
В приемном покое их ждет хмурый Семеныч. Кивнув Майе, он берет у Ники ребенка и несет в смотровую.
– Во что ты снова вляпалась, ходячая катастрофа? Чей это ребенок?
– Потом расскажу. – Ника уставилась на Семеныча умоляющим взглядом. – Я знаю, ты все можешь. Пожалуйста, помоги мне.
– Ника, ты о чем, собственно? На первый взгляд девочка абсолютно здорова, реакции нормальные, истощена, конечно, анализ крови сделаем, но она практически здоровый смышленый ребенок. Судя по всем признакам, ей где-то год, ну туда-сюда месяц, а небольшое отставание в физическом развитии быстро ликвидируется хорошим уходом, массажами и занятиями. Что еще?
– Я хочу оставить ее себе. Ее мать мы только что нашли мертвой, бабушку убили третьего дня, девочка лежала там в жутких лохмотьях, ты бы видел, как она пила воду! Я не могу позволить отдать ее в приют, хочу оставить ее себе. Семеныч, ты можешь мне помочь, я знаю, у тебя кругом знакомые, я буду ей хорошей матерью, этот ребенок так настрадался за свою короткую жизнь, что подумать страшно – отдать ее куда-то, где всем на нее будет наплевать!
– Ника, остановись.
Семеныч гладит ее руку, и Ника смотрит на него тревожно и ожидающе.
– Ты с Алексеем советовалась?
– Лешка скажет тебе то же, что и я.
– Сегодня ребенок останется в больнице, ее нужно обследовать и сообщить представителям социальной службы, что она здесь. Подожди, не протестуй! Все сделаем по закону. Сейчас езжай домой и поговори с родными – с матерью, мужем, сыном, братом. С котом объяснись. А завтра…
– А если они заберут ее? Это же не детская больница! Они могут прийти и забрать девочку, Семеныч, ты же знаешь!
– Никто никого отсюда не заберет. – Он передает ребенка вошедшей медсестре. – В детское отделение, на санобработку и в карантин. Переодеть, взять анализы, накормить, обеспечить круглосуточный сестринский пост. Я через часок загляну, проверю.
Семеныч снова повернулся к Нике:
– Так вот, никто ее отсюда не заберет. Завтра принесешь ей одежду, игрушки и прочее, что приносит мать в больницу своему ребенку. Бумаги оформим, как полагается. Что за махровое пиратство – воровать детей! Нет, мы все сделаем так, что ни одна собака не подкопается. Ника, так надо. Ты взрослая и понимаешь, что подобные вещи щелчком пальца не решаются, тем более что впереди вся жизнь, и проблемы в дальнейшем ни тебе, ни ребенку не нужны. Сделаем по-моему, но в итоге выйдет по-твоему. Все, уходите обе, надоели мне – сил нет.
9
Матвеев ожидает Майю около большого здания, в котором расположена
– Ну и ладно.
Матвеев смотрит, как из большой стеклянной двери выходят молодые женщины, оживленно переговариваясь между собой. Майя вышла одной из последних, и Макс, завидев ее, пошел ей навстречу. Он не видел ее несколько часов, но уже соскучился. Глаза их встретились, Майя обрадованно улыбнулась. Невозможно сыграть это, невозможно подделать эту искреннюю радость в ее глазах. И он почувствовал себя счастливым.
– Едем домой? – Макс берет у нее из рук рюкзачок с инструментами. – Когда у тебя здесь финиш?
– На следующей неделе. – Майя усаживается в машину.
Матвеев закрывает дверцу и садится за руль. Ему надо поговорить с Майей, но он видит, что ее что-то расстроило, и надо спросить, но как?
– Максим, ты деликатен, как гробовщик. – Она смотрит на него с улыбкой. – Мне Ника сказала.
– Что?
– Что твой начальник службы безопасности не зря ест свой хлеб.
– Атомный реактор, а не сестра. – Матвеев чувствует, как напряжение отпустило его. – Я не настаиваю. Захочешь – расскажешь, нет – значит, так тому и быть.
– Максим…
– Некогда мне проверять чувства и хороводы водить. Мне сорок семь лет, я семь лет вдовец, мимолетные романы после смерти жены – все прошли. Если ты согласна попробовать со мной, то мне неважно, Ирина ты или Майя. Мне важно, хочешь ли ты быть со мной. Да, это авантюра – двое суток знакомы, но как есть. Что скажешь?
– То есть вот так, безусловно?
– Условие одно: ты перестанешь вкалывать, как ломовая лошадь. А вся эта история прошлая – она именно что прошлая.
– Хорошо.
Матвеев притормозил у светофора и взглянул Майе в глаза.
– Ты согласна?
– Да.
– Тогда ладно.
Майя понимает, что она сошла с ума, не иначе, но поделать ничего не может. Мужчина, сидящий рядом с ней, притягивает ее и вызывает у нее нежность. Она так устала брести по жизни одна, устала бояться, устала никому не доверять и прятаться…
– Я расскажу, что случилось, всем вам, раз уж так вышло, что вы узнали. Пора каким-то образом покончить с этой историей и жить дальше.
– Только если ты сама захочешь, я не настаиваю.
Матвеев прикидывает, как он скажет Димке, и понимает, что поговорить с сыном придется уже в ближайшее время.
– Приехали.
Они выходят из машины, поднимаются в квартиру Ники, дверь Матвеев открывает своим ключом. На пороге сидит Буч, заинтересованно глядя на вошедших, а в гостиной, похоже, гроза в самом разгаре.
– … поехали туда, ничего мне не сказав! А если бы вам обеим там бошки отшибли? Сама поперлась и Майю с толку сбила, еще ребенка утащили, дурошлепки! Вас могли арестовать за это, понимаешь? И были бы правы!