Невидимые тени
Шрифт:
Майя бежит вниз по лестнице, прокручивая в голове, куда она направится на этот раз.
– Далеко собралась?
Павел стоит около двери, ведущей на подземную стоянку.
– Нет, я…
– Детка, только не лги мне. Ты собралась слинять. Хотя бы кровь отмыла, по улицам в таком виде пройти незамеченной сложно.
– Эту кровь с моих рук ничто не смоет.
– Только не надо истеричного пафоса. – Павел подтолкнул ее к двери, за которой оказался туалет. – Вымой руки, на тебя смотреть страшно.
Майя выдавливает из дозатора жидкое мыло, пахнущее сиренью, смывает его – вода бурая от крови, и она снова
– Только не вздумай глюкнуть, детка. – Олешко наблюдает за ней со странным выражением лица. – Не сбегай от проблем, даже туда, куда ты сбежала от нас в последний раз. Не смей. Не ко времени, понимаешь?
– А ты понимаешь, что это все из-за меня? – Майя в ярости, и хотя Павел не виноват, но он здесь, а значит, ярость свою она выплеснет на него. – Ведь это из-за меня столько народу погибло, и теперь эта женщина. Она видела меня один раз в жизни и согласилась помочь просто по дружбе – а у нее дочкам года по два, крохи совсем, и они могут остаться без матери! Из-за меня! Если она умрет, они ее даже помнить не будут!
Майя плачет, прижавшись к стене. Она так давно не плакала, но невозможно вынести то, что произошло, и невозможно избыть чувство вины, что навалилось на ее плечи.
– Ну, все. Рыдать, уткнувшись в стену туалета, – это, конечно, готично, но непродуктивно. – Павел сжимает ее руку. – Идем, дел полно.
– А… все это? Как?..
– А все это будем решать по ходу. Ребятки уже никуда не торопятся, а нам с тобой надо в больницу. Именно сегодня один из совладельцев фирмы, анализ деятельности которой проводила Ольга, решил, что нужно срочно убрать аналитика и не позволить второму собственнику узнать то, что нарыла госпожа Витковская.
– Так это не…
– Не из-за тебя, уймись. Но ты имеешь к этому косвенное отношение, потому что фамилия заказчика – Дробышев. Вася-Математик почуял неладное на фабрике в Алмазном и решил проверить, не нагревает ли его зятек.
– И Ольга…
– Сделала полный анализ, но киллер сжег на хрен ее компьютер. Не зная того, что знают лишь четверо в этом здании: любой документ, с которым работает любой из сотрудников, автоматически копируется на сервер, даже если сотрудник его не сохраняет – на сервере он останется со всеми правками. И отчет Ольги тоже сохранился. Но тут уж киллер не виноват, он знать этого в принципе не мог. Кроме меня, в курсе здешний начальник службы безопасности Фролов, собственник бизнеса и сама Ольга. Очень ограниченный круг лиц.
– А ты какое отношение к этому имел?
– Я сам создал эту систему, работая на Панфилова и Матвеева, потом рассказывал о ней на семинаре, куда меня пригласили читать лекции о безопасности предприятий, а Фролов был на этом семинаре, как и многие мои коллеги, и когда он предложил своему шефу эту систему внедрить, для консультаций пригласили меня.
– Значит, то, что мы сюда пришли именно сейчас…
– Совпадение из разряда тех, которые я называю промыслом божьим. Довезли Ольгу до больницы живой, а там уж Круглов ее не отпустит ни за что. Тем более, что на днях они получили от спонсоров новое оборудование…
В кармане Майи зазвонил телефон. Незнакомая музыка сбила ее с толку, потом она вспомнила, что сунула в карман телефон Ольги.
– Да?
– Дай трубу парню, который рядом с тобой.
Этот голос Майя уже слышала.
– Паш, это тебя. Ольгин друг, которому она велела мне позвонить.
Павел берет трубку и какое-то время слушает, нахмурившись, потом кивает, словно собеседник может его видеть:
– Ладно.
Телефон Ольги он прячет в карман и смотрит на Майю, словно прикидывая, что же с ней делать.
– Сейчас едем в больницу. Там я сдам тебя Максиму из рук в руки, и ты мне пообещаешь, что не сбежишь.
– Но, Паша…
– Посмотри на меня, детка.
Их глаза встречаются. Лицо Олешко, всегда приветливое, словно окаменело, глаза холодные и далекие. Будто и не он вел с ней как-то ночью светскую беседу. Сейчас он другой – отстраненный и опасный, но Майя выдерживает его взгляд – все, времена, когда она пряталась, прошли. Больше она не станет ни прятаться, ни бежать.
– Молодчина. – Павел сжимает ее руку. – Ты боец, не смей расклеиваться, это недостойно.
– Хорошо. Паш, а Лера? Где Лера?
– А, черт, забыл совсем. – Олешко расстроенно морщится. – Когда заваруха началась, они стрелять принялись, и один выскочил из кабинета позади нас, Лерка его отверткой достала, но он успел задеть ее ножом, вскользь, прошел по рукаву. Мы его, конечно, успокоили, но… Черт побери, Панфилов меня живьем сожрет.
– Кто они, Паш?
– Местные охранники, бывшие менты. Деньжат по-легкому срубить решили. Для Фролова это удар, конечно, ощутимый. Ну, я всегда знал, что он не дожимает своих. Я его предупреждал еще тогда, когда мы систему ставили, и я пригляделся к его работе, кое-какие замечания сделал. Я ему говорил – не дожимаешь их, а он мне об устаревших методах рассказывал, болван.
– А ты дожимаешь?
– А я бывших мусорских служивых никогда на работу не принимаю, они слишком легко продаются. Мои не продадутся. Но мои и не ходят в этих дурацких костюмчиках. Я их сам отбираю и тренирую, им костюмы такие положены только в дни корпоратива или если для дела нужно. А так они носят одежду, в которой смогут эффективно выполнить боевую задачу, случись необходимость. А я исхожу из того, что такая необходимость может возникнуть в любую минуту, и костюмчики эти – понты для приезжих, а работу работать ребята в них нормально не смогут. По крайней мере, не с той эффективностью. Прав Панфилов, весь этот дресс-код – дикий вздрочь. Все, полезай в машину, едем в больницу.
– А Лера?
– Детка, Лера с Ольгой поехала, не стала бросать ее.
– А этот… который Пупсик?
– А об этом Пупсике забудь, что вообще слышала. И не вздумай проболтаться, даже Максиму.
– Ладно…
– Только сироту из себя корчить не надо. – Павел заводит двигатель и выезжает со стоянки. – Будет возможность – расскажу, что и как, а пока сиди. Вкушающий знание вступает на горький путь, ты в курсе?
– Да ну тебя…
Они едут к больнице, недовольные друг другом. Майя сердится на Павла за то, что тот все время ее ругает и требует повиновения. Она искоса поглядывает на него и думает о том, что он совершенно бесчувственный чурбан, не понимающий ничего, кроме своих сомнительных дел. Но без него она чувствовала бы себя совсем плохо, и эта двойственность ее удивляет.