Невидимый рубеж. Книга третья. Долиной смертной тени
Шрифт:
– Да не волнуйся ты! У него были небольшие проблемы со спиртным, но сейчас в завязке. Зовут Гонцов Юрий Юрьевич. Ребята для удобства сократили до Ю-ю.
– Сильно пил?
– Да так, в зависимости от обстоятельств, – Владимиров задумался. – Послали его в Чечню на шесть месяцев, так он пробыл четыре. Нам сообщили, что Ю-ю ходил на встречи с источниками без прикрытия. У них там оказалось коньяка много, кизлярского, канистрами возили, вот он и прикладывался, вел себя как отмороженный. А там, как понимаешь, голову могли снести запросто. Короче, повозились с ним, повозились, да отправили обратно. Но сейчас
– Точно? – с долей недоверия уточнил Забелин.
– Знаешь, как Штирлиц отвечал в таких случаях? «Чтоб я сдох!»
– И где этот Ю-ю, могу с ним поговорить?
– Сергей Павлович, ты сначала скажи: берешь или нет?
– Я не могу хватать кота в мешке, сам понимаешь! – Забелин шутливо развел руками в стороны, разгадав маленькую хитрость начальника отдела: может Ю-ю и толковый опер, но отчего-то его фамилия выплыла первой, и это наводило на размышления.
Зная психологию руководителей, Забелин подумал, что каждый на месте Владимирова был бы не прочь откомандировать в чужое подразделение наименее нужного сотрудника. И Забелин в определенной ситуации поступил бы точно так же, несмотря на видимую важность предстоящего дела и строгое указание высшего начальства. Что поделать – своя рубашка ближе к телу!
– Ладно, я к тебе его подошлю, побеседуешь! – покладисто, с напускным радушием, заявил Александр Юрьевич, заметив колебания Сергея Павловича. Картошина на конце носа Владимирова покраснела, и он сделался похож на клоуна с красным шариком-носом на резинке, только без рыжего парика.
Москва, больница скорой медицинской помощи, палата реанимации, 20 июня 2013г., 09:45
Через несколько дней здоровье Дмитрия Ковалева после пребывания в коматозном состоянии заметно улучшилось. Он провалялся в забытьи почти неделю. Дмитрий очнулся, память частично восстановилась, но иногда его мучили воспоминания. Чужие, как он считал.
Ковалев категорически не помнил, совершал ли то или это, был знаком с теми людьми или с этими. Но события сами по себе всплывали в памяти, люди приходили в палату, и он с большим усилием делал вид, что помнит кого-то, что участвовал в чем-то. Однако кого он точно не забыл, так это своего начальника, полковника ФСБ Анатолия Снегирева. Тот частенько наведывался пока Ковалев лежал без памяти, терпеливо сидел возле, на стуле, вглядываясь в лицо подчиненного и пытаясь уловить знаки возвращения жизни – дрожанье век, шевеление губ.
Так получилось, что, когда Ковалев очнулся, начальника отдела не было рядом, но ему, видимо, сообщили из больницы и он вскоре явился в палату. Однако пришел не один – с ним вместе был другой человек, рослый и плечистый, по возрасту, кажущимся ровесником Снегирева.
– Очнулся, Дима? Наконец-то! – обрадовался Снегирев. – Мы тут все ждали, весь отдел ходил. Врачи говорят, теперь быстро пойдешь на поправку.
– Постараюсь, – едва заметно улыбнулся Ковалев.
– Тем более для тебя уже есть дело, – Снегирев повернулся и указал на Забелина, стоящего рядом. – Это Сергей Павлович. Он из другого Управления, хотел с тобой побеседовать. Ты как, сможешь?
– Да.
– Я приду через пару дней, – сообщил Забелин, – когда
– А чего тянуть, я и сейчас могу. Давайте сейчас!
– Ну, смотри, тебе видней, – согласился Забелин, которому понравился настрой Ковалева.
– Тогда я вас оставлю, – вмешался Снегирев, – извини, Дима, дела. А вечером мы к тебе зайдем с ребятами, навестим.
Оставшись наедине в палате, Дмитрий и Забелин повели неторопливую беседу.
– Что произошло со мной? Анатолий Иванович не успел ничего рассказать! – поинтересовался Ковалев, его голос звучал негромко, лицо было бледным.
– А ты не помнишь?
– Нет, только немногое. Мы с одной девушкой шли по улице, – Дмитрий замолчал, прикрыл глаза, – как же ее зовут?..
– Татьяна. Продолжай!
– Мы прошли до переулка, повернули. Там была машина «Тойота». Пошли к ней и все. Взрыв.
– Что ты делал в том районе? У тебя была встреча с источником или следил за кем-то? Зачем брал оружие?
– Следил? Оружие? Не помню! – Ковалев замолчал, пытаясь вызвать из памяти ответы, но тщетно. – А что с девушкой?
– Она погибла на месте, – осторожно сообщил Забелин, не знавший, насколько близки были Ковалев и его спутница. Но Дмитрий никак не отреагировал на эту печальную новость, лицо его не дрогнуло, глаза смотрели все так же прямо и настороженно.
– Кто она?
– Это твоя знакомая. Как установлено, вы вместе учились в Университете. К сожалению, оказалась не в то время и не в том месте. Да… – Забелин протянул задумчиво, – кто же, все-таки, устроил взрыв? Как рассказал мне Снегирев, в последнее время вы работали по нескольким группам – распространителям тяжелых наркотиков, но у тебя в производстве было только две сигнальных подборки, никаких серьезных материалов.
– Может диаспоры? – предположил Ковалев. – Нарики с ними тесно связаны. Целые сети под этническими бандгруппами.
– Все может быть, Дима.
Укутанный почти до подбородка одеялом, Ковалев выглядел как мумия в белом. Белое одеяло, белое лицо. На этом фоне резко контрастировали загорелые руки, лежащие поверх одеяла вдоль тела. Он принялся медленно, с длинными паузами, рассказывать Забелину про трудности работы с наркоманами, а Сергей Павлович не перебивая, слушал и молчал.
Он вглядывался в лицо майора, и оно уже не казалось ему мальчишески высокомерным, заносчивым, самонадеянным. «И с чего я взял, что он карьерист? – удивленно думал Забелин, – парень, как парень, хороший опер, вероятно». На ум ему пришли те гладкие, прилизанные фразы из характеристик и представлений в личном деле, которые сформировали такое негативное мнение: «Зарекомендовал себя только с положительной стороны», «Добился высоких результатов», «Инициативный, добросовестный сотрудник».
«Любят же у нас писать по шаблону!» – резюмировал Сергей Павлович свои мимолетные размышления о бюрократической практике, тщательно фиксирующей движения каждого индивида по служебной лестнице.
Справедливости ради, этот упрек Забелин адресовал и самому себе. Ведь он точно также отписывал характеристики и представления на подчиненных – брал старую бумагу на кого-то, вставлял новую фамилию. В этом, конечно, был большой элемент формализма, но за всю свою службу Забелин не встречал начальников, которые любили заниматься бумаготворчеством…