Невидимый страж
Шрифт:
— Невооруженным глазом видно, что она отличается от других. Она толще и имеет пластиковую оболочку. Это бельевая веревка. Судить вам, но я не думаю, что на этой стадии убийца внезапно решил сменить тип веревки.
Криминалисты удалили последние остатки одежды, и труп остался лежать обнаженным в холодном освещении операционной. Трупные пятна распространились по спине и плечам, по ягодицам и голеням, где под собственным весом после остановки сердца собралась кровь, превратив это тело, на котором едва виднелись признаки полового созревания, в фиолетовую карту, а вздутие обезобразило его еще больше. После того как смыли землю, которой было испачкано лицо, стали видны следы многочисленных пощечин и отпечаток, оставшийся после удара кулаком, почти выбившего девочке зуб. Сан-Мартин осторожно извлек этот зуб щипчиками и бросил угрожающий взгляд на Хонана,
Амайя размышляла о большой любви телезрителей к сериалам о патологоанатомах и судмедэкспертах. Самым возмутительным в этих сериалах было то, что следователи раскрывали преступление, а порой и парочку преступлений за одну ночь, и все благодаря вскрытию, опознаниям и допросам, а также анализам ДНК, в то время как на них в условиях максимальной спешки уходило не менее пятнадцати дней, а если не оказывать на лабораторию постоянного давления, то что-то около полутора месяцев. И все это с учетом того, что в Наварре не было лаборатории судебной экспертизы, способной сделать анализ ДНК. Для этого приходилось отправлять образцы в Сарагосу. Стоило также учесть неимоверно высокую стоимость некоторых анализов, иногда делавшую их проведение практически невозможным. Но прежде всего ее изумляла непринужденность, с которой следователи в этих фильмах склонялись над трупом, обмениваясь записями, и непринужденно болтали прямо возле тела, которое в самом лучшем случае источало газы и невыносимо зловонные запахи. Амайя читала, что некоторые судьи и полицейские считают вредными поверхностные знания присяжных о процессе судмедэкспертизы, зачастую приобретенные в процессе просмотра упомянутых сериалов, которые побуждали их совершенно безосновательно требовать предъявления улик и результатов анализов. С другой стороны, некоторым экспертам удавалось таким образом изложить имеющуюся у них информацию, что их работа переставала казаться присяжным китайской грамотой. Взять хотя бы судебных энтомологов. Всего десять лет назад как сами энтомологи, так и то, чем они занимаются, казалось чем-то невразумительным, в то время как теперь почти всем было известно, что, выяснив возраст личинок и трупной фауны, можно с большой степенью точности установить дату и место смерти.
Амайя подошла к тазу, в который сложили остатки одежды.
— Падуа, тут у нас лежат остатки синих джинсов, флисовая куртка «Найк» бледно-розового цвета, серебристые кроссовки и белые носки. Скажите, согласно заявлению матери, какая одежда была на девочке в день ее исчезновения?
— Джинсы и розовая толстовка, — прошептал Падуа.
— Доктор, могла она умереть в тот же день, когда исчезла?
— Это весьма вероятно.
— Вы позволите мне воспользоваться вашим кабинетом, доктор?
— Располагайтесь, инспектор.
Амайя развязала узел халата и, бросив последний взгляд на труп, направилась к умывальникам.
— Хонан, выйди на улицу и приведи сюда мать Йоханы, — распорядилась она.
Несмотря на то что ей очень часто приходилось бывать в наваррском институте судебной медицины, она еще ни разу не входила в кабинет Сан-Мартина. В этом не было необходимости, поскольку подписывать отчеты она могла в примыкающей к залу вскрытий маленькой комнатушке, предназначенной для криминалистов. Амайя ожидала увидеть помещение столь же странное, как и его обитатель, и роскошь, с которой был обставлен этот кабинет, ее удивила. Начать с того, что он был гораздо более просторным, чем того требовала простая логика. Простая и удобная мебель, которую можно было ожидать в кабинете выдающегося ученого, была выдержана в сдержанном и современном стиле, контрастируя с коллекцией расставленных с большим тщанием и умело подсвеченных бронзовых скульптур. На обширном столе для совещаний стояла фигура Богоматери, скорбящей над телом снятого с креста Спасителя. Амайе она показалась необыкновенно тяжелой. Она задалась вопросом, переставляют ли ее в какое-нибудь другое место, когда стол приходится использовать по назначению.
За другим концом стола сидела маленькая сестренка Йоханы, чье внимание, казалось, было поглощено толстой пачкой листов
Хонан подошел к Амайе.
— Она молится, — пояснил он. — Она спросила меня, освящена ли, по моему мнению, эта статуя.
— Как ее зовут?
— Инес, Инес Лоренсо. Девочку зовут Гизела.
Амайя медлила, не желая прерывать молитву, но женщина почувствовала ее присутствие и обернулась к ней. Амайя пригласила ее присесть на один из стульев, а сама села рядом. Хонан остался стоять у двери, а инспектор Ириарте уступил Амайе главную роль, выбрав один из стульев у стола совещаний и расположившись так, чтобы видеть ее из-за спины женщины.
— Инес, меня зовут инспектор Саласар. Кроме того, здесь присутствуют инспектор Ириарте, помощник инспектора Эчайде и лейтенант Падуа из Гражданской гвардии. Думаю, вы с ним уже знакомы.
Падуа взял кресло из-за стола доктора и передвинул его в сторону. Амайя мысленно поблагодарила его за то, что он не уселся за стол.
— Инес, — начала она, — как вам известно, сегодня патруль Гражданской гвардии обнаружил тело вашей дочери.
Женщина пристально и внимательно смотрела на нее. Она сидела очень прямо и, казалось, даже дыхание затаила.
— Во время вскрытия мы установили, что она умерла несколько дней назад. Она была одета в ту же одежду, которую вы указали в заявлении о ее исчезновении, поданном в штаб Гражданской гвардии в тот день, когда Йохана пропала.
— Я это знала, — прошептала мать, глядя на лейтенанта. В ее глазах светился упрек, которого он, несомненно, заслуживал. Амайя опасалась, что она вот-вот разрыдается. Вместо этого женщина снова перевела взгляд на нее и спросила: — Он ее изнасиловал?
— Все указывает на то, что она подверглась сексуальной агрессии.
Инес поджала губы с видом, который говорил о внутреннем конфликте.
— Это был он, — заявила она.
— Вы думаете, что вам известно, кто это сделал? — поинтересовалась Амайя.
Инес обернулась, чтобы посмотреть на почти скрытую за скульптурой малышку, которая тем временем забралась коленями на стул и принялась увлеченно рисовать, полулежа на столе. Мать перевела взгляд на Амайю.
— Я не думаю, я знаю. Это был мой муж. Мой супруг убил мою девчушку.
— Почему вы так считаете? Он вам об этом сказал?
— Нет, ему незачем мне об этом говорить. Я просто это знаю. Я с самого начала это знала, только не хотела верить. Вскоре после рождения Йоханы я осталась вдовой. Затем я переехала в Испанию и здесь познакомилась с ним. Мы поженились, и он растил мою дочь, как свою собственную… Но потом все изменилось. Йохана начала его избегать, но я думала, что это проблемы переходного возраста, понимаете? Йохана выросла красавицей, вы же ее видели, и ее приемный отец начал мне говорить, что с ней необходимо быть строже и лучше ее контролировать, потому что в таком возрасте девочки начинают кокетничать и думать только о мальчиках. А я… Видите ли, Йохана всегда была очень хорошей девочкой, у меня никогда не возникало с ней никаких проблем. Она хорошо училась в школе, преподаватели были ею довольны. Они часто мне это говорили, если хотите, можете сами их об этом спросить.
— В этом нет необходимости, — кивнула Амайя.
— Она была не из тех подростков, которые становятся нелюдимыми, замыкаются в себе. Она помогала по дому, присматривала за сестренкой, но он все больше на нее давил, требуя соблюдения режима, следя, куда и когда она ходит. Она мне на него жаловалась, но я… Я ему это позволяла, потому что думала, что он очень о ней беспокоится, хотя иногда я отдавала себе отчет в том, что в своем желании контролировать Йохану он перегибает палку. Я иногда ему об этом говорила, но он мне отвечал: «Если дать ей волю, она начнет гулять с мальчиками и забеременеет». Я этого очень боялась. Но иногда я замечала, как он на нее смотрит, и мне это не нравилось, сеньора, мне это совершенно не нравилось. Но я молчала. Я возмутилась только один раз. Йохана была одета в короткую юбку и наклонилась к сестре. Я увидела, как он на нее смотрит, и это вызвало у меня отвращение. Я его упрекнула, и знаете, что он мне ответил? Он сказал: «Вот так смотрят мужчины на твою дочь, если она их провоцирует». Она уже была не его дочерью. Раньше он считал ее своей, но теперь он начал говорить «твоя дочь». И единственное, что я сделала, это послала ее переодеться.