Невидимый убийца
Шрифт:
44
Корабль они строили на плоском участке скалы, защищенном от ветра, в тридцати метрах от довольно спокойной протоки. Стапелем служили обтесанные стволы деревьев. Люди чувствовали себя более или менее бодро, а потому работали ночи напролет, когда было попрохладнее. Строительство в основном шло гладко, без особых задержек. Чем ближе к завершению работы, тем усерднее они трудились.
Мэйв целиком отдалась плетению парусов из покрытых листвой веток. Питт решил поставить две мачты — в центре сооружения и на корме. Несколько часов Мэйв потратила на отработку техники.
Действуя вместе, Питт и Джордино сняли с болтов и установили верхнюю палубную надстройку кеча над передней частью рулевой рубки. Эту укороченную часть кеча водрузили на поплавки со своего суденышка, из остатков которого сколотили главный корпус. Следующий шаг — водружение высокой алюминиевой мачты, которую пришлось укоротить с учетом небольших размеров корпуса и отсутствия глубокого киля. Поскольку к сделанным из неопрена поплавкам никак нельзя было приладить цепные пластины, ванты и опоры мачты подвели под корпус и скрепили парой винтовых стяжек. Когда все было закончено, гибридное судно приобрело вид парусника, посаженного на воздушную подушку.
Потом Питт перевесил руль кеча так, чтобы тот держался повыше в воде, и насадил его на длинный румпель, чтобы управлять тримараном было удобнее. Как только руль прочно занял положенное ему (как считал Питт) место, мастер на все руки накинулся на сорокалетний подвесной мотор: прочистил карбюратор и бензопровод и кропотливо перебрал магнето.
Джордино взялся за фальшкорпуса. Срубил и обтесал два крепких дерева, верхушки которых изгибались. Уложил бревна по обе стороны корпуса, повернув изогнутой частью вверх. Фальшаки привязал к поперечинам, что располагались возле кормы и прямо перед рубкой. Джордино был доволен собой: он налег на фальшаки плечом, попробовал свернуть их и заявил, что те прочны, устойчивы и никакой слабины не дают.
На рассвете, когда все собрались вокруг костра, спасавшего от утренней прохлады южных широт, Питт погрузился в изучение штурманских и чертежных карт Йорка. Днем он произвел замеры солнца секстантом, а позже, вечером, понаблюдал за звездами. С помощью морского альманаха и таблиц «Быстрый способ», которые сводили тригонометрические вычисления к простым подстановкам, он принялся определять местоположение островов Невзгоды, и наконец его цифры в точности совпали с широтой и долготой, указанными на карте.
— Намерен дать Гладиатору по носу? — спросила его Мэйв.
— Если не по носу, то по челюсти, — весело отозвался Питт. — Кстати, мне нужна подробная карта Гладиатора.
— Насколько подробная?
— Все строения, все тропинки и дороги.
— Я нарисую тебе карту, но за масштабы не ручаюсь, — сказала Мэйв.
Перестав жевать бедрышко фрегата, подстреленного Питтом из миниатюрного автоматического пистолета, Джордино поинтересовался:
— Ты расстояние прикинул?
— Ровно четыреста семьдесят восемь километров по прямой.
— Тогда получается, что это ближе, чем до Инверкаргилла.
— В том-то и вся прелесть.
— Сколько дней понадобится,
— Невозможно сказать, — ответил Питт. — Первая часть перехода будет самой трудной: придется идти против ветра, пока нас не подхватят благоприятные течения и восточные ветры, дующие со стороны Новой Зеландии. У нас нет киля, который врезался бы в воду, мешая сносу судна; тримараны печально известны своей неспособностью идти против ветра. Настоящее испытание придет после того, как мы выйдем в море. Без пробного плавания мы понятия не имеем о мореходных качествах нашего судна. Оно, возможно, вообще не пойдет против ветра, и кончится все это тем, что мы окажемся в Южной Америке.
— Мысль неутешительная, — пожаловалась Мэйв. — Стоит мне подумать о морской качке, как сразу появляется желание остаться на твердой земле и принять тот же конец, что и Родни Йорк.
День, остававшийся до спуска судна на воду, прошел в лихорадочной деятельности. В число последних приготовлений вошло изготовление воздушного змея. Питт аккуратно сложил его и упрятал в надстройке вместе со ста пятьюдесятью метрами легкого нейлонового троса, взятого с яхты Йорка. Потом на борт погрузили скудные запасы провизии вместе с навигационными приборами, картами и книгами. Радостные крики разнеслись над бесплодными скалами, когда подвесной мотор после сорокалетней спячки закашлял и зафыркал. Чтобы разбудить его, Питту понадобилось раз сорок дернуть за шнур стартера.
— У тебя получилось! — восторженно возвестила Мэйв.
Питт скромно развел руки в поклоне:
— Детская забава для того, кто восстанавливал древние и классические автомобили. Труднее всего пришлось с забитым бензопроводом и наглухо осмолившимся карбюратором.
— Отличная работа, дружище, — поздравил его Джордино. — Мотор нам здорово пригодится при подходе к Гладиатору.
— Нам повезло, что канистра оказалась герметичной и ее содержимое за все эти годы не испарилось. В общем-то, топливо почти в шеллак превратилось, так что придется строго приглядывать за топливным фильтром. Очень не хочется промывать карбюратор каждые полчаса.
— На сколько часов хода Йорк оставил нам топлива?
— На шесть часов, может, на семь.
Питт и Джордино установили мотор на кронштейне в кормовой части рубки, прямо перед румпелем поместили компас, приладили плетеные циновки к мачтам и испытали паруса на спуск и подъем. Потом все полюбовались на дело рук своих. Посудина смотрелась совсем неплохо, но даже при самом развитом воображении ее нельзя было назвать красавицей.
— Среди кораблей, бороздивших некогда семь морей, вряд ли нашлось бы что-нибудь столь же странное, как наша посудина, — сказал Питт.
— М-да, лощеной и элегантной ее не назовешь, — согласился Джордино.
— И к гонкам на Кубок Америки ее ни за что не допустили бы, — прибавил Питт.
— От вас, мужчин, ускользает ее внутренняя красота, — с видом знатока заявила Мэйв. — У нашей посудины должно быть имя. Нельзя, чтобы она осталась некрещеной. А что, если нам назвать ее «Никогда не кличь смерть»?
— Подходяще, — кивнул Питт, — только расходится с морскими суевериями. Чтобы сопутствовала удача, у посудины должно быть женское имя.