Невинная для Лютого. Искупление

Билык Диана

Жена зашла и, кинув взгляд в комнату, убедилась, что Саша увлёкся картинками в книге. И только затем прикрыла дверь. Встала за спиной и дотронулась до моих лопаток. Я сдержался, чтобы не выгнуться от тока, прошившего мышцы.

— Мне нужно кое-что сказать тебе. — Голос прозвучал тихо, но уверенно. — Знаю, ты будешь злиться, но… прошу, выслушай сначала.

Раздался вздох, Лина с трудом продолжила:

— Я увезла Настю в посёлок для инвалидов. Она сама согласилась. Даже поблагодарила.

Лина отдёрнула руку и, кажется, затаила дыхание.

Я потер щеткой по сцепившимся зубам, сплюнул пену. Значит, Волкова

решила все-таки по-своему поступить. Даже не попрощалась.

— Ну и отлично, — сполоснув во рту, сказал я и поймал в зеркале удивленный взгляд жены. — Настя все равно не осталась бы рядом со мной, — пояснил. — Она считает, что я зря ненавижу ее брата, — меня перекосило, я отвел взгляд в сторону и снова почувствовал тепло рук Лины на пояснице. — Раз девчонка так решила, пусть. Я ей не отец, в конце концов. Может, был когда-то названным братом, но не более.

Провел рукой по щетине. Как бабуин, зарос. Выдавив пену и разогрев бритву под водой, провел лезвием по щеке. Так и замер. Лина смотрела сквозь зеркало и мягко водила ладонями по спине, отчего моя кожа покрывалась мелким бисером дрожи, а внизу живота просыпался привычный огонь и желание.

— Что ты так смотришь? — в два-три движения сбрил остаток отросших волос, смыл пену и повернулся к жене. Приподнял мокрыми пальцами ее маленький подбородок. Она смотрела на меня во все глаза и топила синевой. — Все еще ревнуешь, маленький непокорный Ангел? Настя чуть не упала из-за истерики, так не хотела меня видеть, я ее ловил, пришлось прыгнуть на кровать, но ты же не дала и слова сказать, объясниться. Лин, я не знаю, что нужно делать, чтобы ты дала мне шанс. Я давно не умею быть романтиком. Научи, если все еще хочешь видеть меня рядом. Если нет, может, правда нам легче будет врозь? — я пощекотал пальцами ее румяную щеку, коснулся подушечками крошечного ушка и запустил с удовольствием пятерню в волосы. Пушистые, мягкие. Потянул один локон к себе и коснулся его губами.

— Я не смогу быть пластилиновым зайчиком, как ты хочешь, потому что это ломает меня, — добавил твердо, глядя ей в глаза.

Лина молчала, только ресницы дрожали, кожа покрывалась мягким румянцем, и губы призывно приоткрывались. Может, она думала, что ответить, не знаю, но я хотел лишь быть собой. Сжал жене затылок, слабо, чтобы не делать больно, и потянул к себе ближе. Еще. И еще немного. Согнулся. Замер возле губ, оставляя между нами миллиметры напряжения.

Глава 29

Ангел

Я смотрела на мужа и ловила губами его жаркое дыхание.

— Жаль… Я ждала, что ты вспылишь, — касаясь его губ своими, прошептала я. — Будешь рычать раненым зверем, обвинять меня в стервозности, спрашивать, где та нежная девушка, с которой тебя свела судьба. Я боялась и жаждала этого. Потому и поступила так… с Настей.

Лёша оставался спокоен, у него на лице не дрогнул и мускул. Как и в момент, когда я заявила, что увезла девушку.

Как и ежедневно, я смотрела сейчас на Лютого и искала во взгляде жестокость, в словах второй смысл, в поступках — намёк. Обсуждала с отцом поведение мужа, пыталась понять, что движет Лёшей, но, оказалось, не приблизилась ни на сантиметр к истине.

И поэтому призналась:

— Я тебя не понимаю. Раньше ты смотрел на меня так, будто хочешь проглотить целиком. Взгляд голодного хищного зверя.

Тёмный, опасный, страшный, но полный ярких душераздирающих эмоций. Они вымораживали меня, но позволяли ощутить жизнь в полной её мере. Это закончилось в кабинете отца. Ты будто сломался в тот день, и с тех пор в твоём взгляде нет жизни.

Я обхватила ладонями его гладковыбритое лицо и, глотая слёзы, обвинила:

— Когда я смотрю в твои глаза, я вижу лишь вину и страдание. И мне хочется сделать тебе больно и плохо, чтобы ты перестал обвинять себя. Я хочу своего зверя. Никто и никогда так не смотрел на меня, как он. Никто и никогда не мог одним взглядом вознести на небеса и обрушить в пропасть. Я желаю Лютого!

Темные радужки мужа стали еще темнее. Они будто две черные планеты затягивали меня в свою глубину, норовя раздавить.

Леша накрыл своими ладонями мои и прижал влажный лоб к моему.

— Извини, госпожа Кирсанова, но с тобой живет Лёшка, влюбленный дурачок, Береговой, а Лютого давно нет. И лучше никогда не зови его, потому что Лёшка все еще желает сломать ему шею за то, что…

Он шумно со свистом вдохнул и, переместив руки, одну на затылок, а вторую мне на талию, смял мои губы. Сильный язык скользнул в рот, сладко переплелся с моим, затрепетал, защекотал. Поцелуй со вкусом ментоловой пасты, ароматом пены для бритья, флером дикой жажды и отголосками отчаяния и вины.

Леша будто обезумел: терзал волосы пальцами до приятного покалывания, вжимал в себя до желания сделать вдох. Один на двоих.

Оторвавшись на миг от губ, он снова нападал, мучил, выделывал такое, что пол с потолком едва не поменялись местами.

Но вдруг остановился. Уперся лбом в мой лоб и прошептал:

— Я не хочу быть Лютым. Никогда больше не хочу, Лина. Не смогу дать тебе то, что ты просишь, — отступив и сгорбившись, вышел из ванны.

Я прижалась спиной к стене и, глотая слёзы, прошептала в отчаянии:

— Как можно говорить о любви с такой ненавистью? Как можно отталкивать, удерживая?

В теле медленно таяло возбуждение, будто затухающий костёр, оно показало мне истину. Ту, которую я так отчаянно искала. Вот только она оказалась совершенно другой, чем я ожидала.

Береговой никогда не даст мне того, что я хочу.

Я погладила выступающий живот и прошептала:

— Всё, что мог, он уже мне дал. Требовать большего глупо.

Вытерла мокрые щёки и, посмотрев на себя в зеркало, прищурилась. Ну что же, госпожа Кирсанова, он сам это сказал — вы вместе, но раздельно. Лютый никогда не вернётся, он умер. А тот, кто рядом и кажется мужем — дальше, чем все остальные. Совершенно другой человек.

Незнакомец.

Береговой целует и отталкивает. Желает моё тело и игнорирует моё сердце. Он отдаёт все силы, но чувствами никогда не поделится. А ведь я поверила словам, поверила признаниям…

Отец был прав, это не любовь.

Вина. Ответственность. Страх за жизнь. Фиктивный брак. Долг.

Что угодно, но не любовь.

А слова — ложь! В которую я, впервые полюбив, так легко и просто поверила.

Больно. Как же чёрт подери, больно осознавать то, что отец прав! Что нас с Алексеем связывает лишь ребёнок. Дети. Да, муж не против со мной развлечься, но это просто тело. Все его ласки такие жадные, такие жаркие, что в них легко утонуть, пропасть, раствориться… Принять за нечто большее.