Невинность на спор
Шрифт:
— Ты же любишь? – допытывается он.
«Тебя? Ни капельки», — думаю я, стоя прямо, не двигаясь. Теряюсь в зелени его глаз, словно в джунглях, где длинные лианы обвивают мое горло и сдавливают. И дышать почти нечем.
— Малышева, ты играла в школе? — наседает он, а во мне вспыхивает раздражение.
Что ему нужно?
Как же проще было хотеть его на расстоянии. Потому что еще ближе, и я просто накинусь на него с мольбою меня поцеловать.
— Даже не представляю с кем тебе пришлось переспать,
Он хохочет, откинув голову, привлекая к себе немало женского внимания. И остро раздражая меня эти. Выбить бы ему зуб. Один маленький зубик.
— Точно не с твоей мамой, — смеется он, а вот мне уже не до веселья.
Потому что мама у меня очень стройная и привлекательная, как раз в его вкусе.
Я нахмурила лоб и стала протискиваться в свободное пространство двери, но он упер руку, и я невольно засмотрелась на сетку вен и длинные пальцы.
Мне даже жаль, что он так и не прикоснулся к моим волосам, не перебирал их, как я мечтала.
— Неудачная шутка?
— Бинго! — как и с чулками.
— Ну бывает, — тянет он руку ко мне, убирает выбившуюся прядь за ухо, гипнотизирует взглядом. И голосом хриплым разносит мурашки по телу: – Я хочу с тобой сыграть…
— Что?
— В баскетбол, Малышева.
— Ну какая из меня спортсменка? — уже не выдержала я и хотела руку его оттолкнуть, ну вот только не решилась. Просто шаг назад сделала. – Я не могу играть.
— Почему? — сказал он так, как будто искренне недоумевал. Он просто издевается!
— Потому что у меня грудь… Четвертого размера! — сказала на выдохе и старалась не замечать, как несколько проходящих мимо студентов обернулись. И тот молодой мужчина, что болтает с нашим деканом. Фиг знает, кто это.
Вернула взгляд Марку, и открыла рот от изумления. Он в наглую пялился на мою грудь, соски на которой предательски заныли. Сволочи. Никогда вас больше не потрогаю. Не приласкаю.
— Я заметил, — неохотно поднимает он взгляд и делает его таким притягательным, словно он только что эти соски вылизывал.
— Марк, — уже устало начала объяснять я и заметила, как он дернулся при звуке собственного имени. А взгляд из насмешливого стал откровенно злым. Очень странная трансформация. – Я не могу играть в игру, где нужно бегать и прыгать, потому что моя грудь… Больно трясется.
Марк выслушал и снова опустил глаза и застыл о чем-то думая. А мне вдруг захотелось прикрыться.
— Так, молодые люди. Вы решили свои проблемы? – прозвучал у меня над ухом мужской бас, и я вздрогнула.
Это был тот незнакомец, и судя по строгому взгляду и официальной одежде, он и есть наш новый преподаватель.
— Я знаю, что делать! — воскликнул Марк и резко сорвался с места. Побежал, крича мне через плечо: — Не уходи после пар!
Боюсь даже представить, что он придумал. Боюсь даже представить, что подумал преподаватель экономической истории, который вежливо показал мне рукой на аудиторию.
Куда я собственно и сразу же зашла. И тут же услышала:
— Как фамилия вашего молодого человека?
Глава 10.
После слов нового преподавателя, в ожидании моего ответа, замерла вся аудитория. Даже бежевые жалюзи на окнах и те, перестали колыхаться.
— Он мне не парень, — только и буркнула я, быстро усаживаясь на свое место. И тут же закрыла пылающее лицо руками. И думала. Думала. Думала.
Что мог придумать, Марк? Принести или отобрать у кого-нибудь спортивный топик?
Но это не поможет. Я же не дура, пыталась.
Мы с мамой перебрали больше десятка, но ничего не делало прыжки и бег безболезненным.
Я не хотела сдаваться. В условиях нависающих тучами проблем, помимо булочек хорошо бы помог спорт, но мама устала выбирать.
— Я вот думаю, — заговорила она со мной, пока мы выходили из очередного спортивного магазина. — Может быть тебе заняться все-же гимнастикой?
— Не хочу.
— Если один раз не получилось, это не значит…
— Ты видела там девочек?! – уже не выдержала я. – Они худые. Все как одна. Я чувствую себя там коровой!
Мама взглянула так, как обычно глядят на детей, когда они говорят ерунду. Но мне тогда показалось она скажет: «Ты и есть корова.»
На это было много намеков. Меньше ешь. Больше ходи. На твою грудь никогда не подобрать нормальный бюстгальтер.
То, что мне подходило, выглядело старушечьим, а то что выбирала мама жало со всех сторон.
Она вообще интересно подбирала мне одежду. Сначала мерили ее на меня, и когда она оказывалась тесной, мама с грустной, но прозорливой улыбкой забирала ее себе.
— Очень жаль, доченька. Красивая блузка.
Платье, комбинезон, футболка. А мне доставались широкие балахоны.
— Ну вот видишь. Тебе же удобно? — радовалась она, смотря при этом в зеркало на новую маечку и поправляя свои темные идеально уложенные волосы.
— Удобно, — устало вздыхала я, осматривая мешок, в котором выглядела огромной. Безразмерной. Уродиной.
— Да и зачем тебе вообще кружки? Учись. Тебе это очень нужно, — заявила она как-то, когда читала журнал и делала вид, что слушает мои стенания о баскетболе
— Нужно? – подняла я брови, потому что мама так и не пошла учиться. Она родила меня сразу после школы. А когда отец сказал, все-таки поступить, совершенно неожиданно родила Костю. Когда он пошел в садик, мама уже настолько привыкла к дому.