Невинность в жертву

Стар Дана

— Убирайся, — просто цедит сквозь сжатые зубы. — Вон из моего дома.

Мать опирается о стену и начинает закашливаться. Я дергаюсь в ее сторону, но Рустам удерживает меня мертвой хваткой.

— Убрать её. Чтобы я больше никогда не видел эту дрянь!

Он жестко отдаёт приказ охранникам.

— Стойте! Она же… ей плохо.

— Её проблемы, — холодно заявляет он.

— Пожалуйста, я всего лишь переночую и уйду, обещаю! — хрипя, умоляет она.

— Рустам, мы не можем… там дождь.

Я ненавижу

мать также сильно, как Рустам. Но всё же она моя мать. Её хотя бы нужно накормить и согреть, а потом пусть убирается, когда дождь утихнет. Я зла на нее, и это мягко сказано, но мы же не совсем уже звери.

Я ненавижу мать за то, что она просто исчезла на несколько месяцев с деньгами Эдуарда — наверно прогуляла их где-то за границей. Да, из его дома пропало несколько ценных вещей, включая деньги.

Давид обвинил в этом, конечно же, меня. Теперь я точно знаю, кто приложил к этому руку и кто всегда нами с сестрой манипулировал, прикрываясь тем, что “я же ваша родная мать”, “мать плохого не посоветует”, “вы должны спасти нашу семью”.

— Я всё это время жила в Неаполе. Меня, одинокую женщину там… ограбили, едва не продали в рабство! Я чудом смогла с-сбежать! Я попала в лапы к н-нехорошим людям, Мия!

Не верю.

Теперь не верю ни единому её слову.

— Почему ты сбежала?

— Я испугалась. Просто испугалась… Тебя-то Рустам взял под своё крыло, а меня защитить было некому. Полиция тут как тут! Жизни мне не давали, мучая своими допросами после смерти Эдуарда.

— Ты снова пытаешься хитрить и давить на жалость! Только ради просьбы Мии я не стану тебя убивать.

— Я хочу увидеть внука! Я имею право!

— Ты останешься здесь на ночь, пока не стихнет дождь. Мы дадим тебе кров, одежду, еду. Завтра вечером ты исчезнет. Надеюсь, что навсегда. Я даю тебе ровно сутки, чтобы ты исчезла из города. Куда хочешь! Это твои проблемы. Если не выполнишь мой приказ, клянусь, тебя ждёт та же участь, что и… Ярослава.

На этих словах Рустам развернулся и направился к лестнице, когда на втором этаже раздался плач малыша. Наш сыночек проснулся. У Рустама на его крик всегда срабатывает инстинкт и он, бросив все, даже самые важные дела, спешно бросается к малышу.

— О, неужели это мой внук! — мать заулыбалась.

— Нет мама, нет… — качаю головой. — Мы больше не семья. Я не могу простить тебе того, что ты сделала. Эли… Эли больше нет. А ты даже на похороны ее не приехала! И вообще ни разу на могиле была!

— Была! — сплевывает она, пошатываясь. — Конечно была!

Мне кажется мать пьет. Пьет и не просыхает. От нее разит алкоголем. И она снова врёт. Тонет в своей гнилой лжи. Каждое её слово — ложь!

— Правда?! Была? Тогда скажи, где ее могила? Адрес назови.

Она называет от балды.

— Не угадала, — я издаю истерический смешок, обхватив

себя руками. — Опять ты врешь! Хоть бы постыдилась врать хотя бы об этом!

Глаза начинает жечь от наворачивающихся слёз.

— Эля умерла такой молодой! Ради денег и статуса ты разрушила наши жизни. И ты даже не поздравила меня с рождением сына!

— Я… я… — пытается как-то оправдаться, пряча глаза, — я заболела. Очень сильно б-больна…

Я почти разрыдалась. Внутри меня воюют две противоположности. Всё же она моя мама… И она не всегда была такой. После смерти отца её словно подменили. Но я должна поступить именно так. Я должна выставить её вон! Она это заслужила.

Развернувшись, я пошла вслед за Рустамом, решительно завершив наш диалог на недосказанной ноте.

* * *

Я послала вниз прислугу, чтобы они помогли матери привести себя в порядок. Больше у меня не было желания её видеть, тем более с ней разговаривать, слушая её бредни.

Маме оказалось плевать на своих дочерей, мужа, дом. Непонятно вообще, что у неё в голове. Она стала просто отвратительной эгоисткой, помешанной на деньгах.

А я хочу навсегда забыть о прошлом. Она — чистое его напоминание.

Спустя несколько часов, я слышу плач моего зайки, быстро бегу в детскую. Там темно, но у колыбели кто-то стоит. Включаю торшер и пугаюсь от того образа, который увидела.

Чудовище…

Что-то, похожее на мою мать нависает над кроваткой Эмирчика.

— Мама?

Направляюсь к ней.

— Мама, что ты делаешь?

Я же запретила ей подходить к внуку! Но она каким-то образом пробралась в детскую, пока мы с Рустамом ненадолго отвлеклись, решая дела по поводу предстоящего медового месяца.

Она берет на руки Эмира, что-то шепчет. Её волосы по-прежнему растрёпаны, а внешний вид в целом оставляет желать лучшего.

На мои вопросы не отвечает, вообще ни на что не реагирует, словно зависла на своей какой-то странной волне. Я пугаюсь не на шутку, ведь её руки трясутся, она может уронить младенца!

— Положи его, — говорю твердым тоном, приближаясь, с первого взгляда кажется, что мама лунатик.

Но она вдруг поворачивается, глядя на меня страшными, больными какими-то глазами, и мне становится ещё хуже, душа в пятки летит.

— Что ты делаешь?

Опять что-то лепечет непонятное, тряся головой, начинает шаркать босыми ногами по полу и направляется к выходу.

— Так, хватит! Мне это не нравится. Дай сюда!

Бросаюсь к обезумевшей матери, пытаюсь выхватить из рук кричащего Эмира. Ребёнок заливается криком всё сильней и сильней. Но мать внезапно с силой отталкивает меня в сторону. Я цепляюсь ногой о край ковра и лечу в сторону трюмо.

Удар.

Боль.

Руку словно насквозь ножом рассекают.