Невиновных нет
Шрифт:
– Влад, считай, что это здание - мой дом, где должна быть крепкая и надежная семья. Мы собрались тут не совокупляться, а делать дело. Если тебе больше по душе работа в борделе, порекомендую, куда и к кому обратиться. Там много свежего молодого мяса, да еще со знанием иностранных языков. Если это тебя возбуждает.
– Значит хочешь, чтоб вся Россия гадила только в унитазы?
– Желательно.
– А взятки берешь, Паша?
– Нет.
– А даешь?
– Иногда.
– Кому?
– Тем, кто берет.
– А ты богатый?
–
– А на какой колеснице ездишь? "мерс", "вольво"?
– На обычной "Волге", Владик.
– Что так скромно?
– Для "Волги" легче купить запчасти, - усмехнулся Перфильев.
– Деньги-то где хранишь?
– В мошонке, Влад.
– Темнило ты, Паша, - засмеялся Сидельников.
– Ладно, считай, нанял меня.
– Почему не спрашиваешь, сколько получать будешь?
– Уверен, не обидишь... Значит, я пошел к дядьке оформляться?
– Двигай...
Василий Кириллович Лебяхин сидел перед экраном дисплея, считывая возникавшие, гаснувшие и вновь возникавшие зеленоватым светом строки. Это были уже не разрозненные сведения о фирме "Улыбка" и ее руководителе Евсее Николаевиче Батрове, а связная, последовательная информация, выуженная Лебяхиным из разных источников по крохам, а теперь систематизированная и заложенная в компьютер. И то, что он читал, заслуживало внимания и анализа. У Лебяхина-профессионала удивления это не вызвало, он знал: какую коммерческую структуру ни копни, что-нибудь мутненькое да вылезет. За два с лишним года, что он работает у Перфильева, им накоплен такой банк данных о различных фирмах, компаниях, СП, их руководителях, покровителях-чиновниках из министерств, госкомитетов, что объяви Лебяхин распродажу этих данных, тут же выстроилась бы очередь желающих выкупить за любые деньги...
Постучавшись, и услышав ответное "Да!", вошел Владислав Сидельников огромный, широкая спина, узкая талия, серый буклированный пиджак, темно-синие из английского габардина брюки, все ладно, мужик, как с картинки, кто угодно залюбуется, но сам Сидельников никогда не думал о мощи своих мышц, о натренированном послушном теле, дарованном природой, как иной не думает о прекрасной синеве своих глаз. Владислав Сидельников просто жил, как и все люди, не предполагая, что кто-то завистливо поглядывает ему вослед.
– Ну что?
– спросил Лебяхин.
– Из наших у них никого. Просто бывшие спортсмены, "качки", но в общем полууголовная шешура мордатая, внешне впечатляют, но это до первого хорошего удара, а потом плывут, я знал таких. Это про них?
– Сидельников указал на замерзшие на дисплее строки.
– Да, - ответил Лебяхин.
– Производят презервативы?
– усмехнулся Сидельников.
– Штопают, - усмешкой же ответил Лебяхин.
– А что "Лесной шатер?"
– По-моему, такая же артель, как и эта, - кивнул Сидельников на экран.
– Через день-два закончу
– Не затягивай.
– К возвращению Павла будет полная картина...
9. ПАРИЖ. ПЕРФИЛЬЕВ. ДВА С ПОЛОВИНОЙ ГОДА ТОМУ НАЗАД
...И тут произошло то, что заставило меня вспомнить сказанное одним мудрым польским писателем: "Прыгая от радости, смотри, кабы кто-нибудь не выхватил у тебя из-под ног землю". Но все по порядку.
Начались осенние дожди, сбивавшие на тротуары ослабевшие уже листья платанов. Париж потускнел. Но случались и солнечные дни, тогда становилось вновь тепло, охорашивались Большие бульвары.
В один из поздних вечеров, когда дождь угомонился и из-за облаков выскользнула луна, я сидел дома, просматривал газеты. Неожиданно запищал телефонный зуммер. Я снял трубку:
– Алло, квартира Перфильева, - сказал я.
– Еще не спишь?
– узнал я голос Кнорре.
– Я сейчас приеду к тебе без обиняков сказал он и повесил трубку.
Я и обрадовался, и насторожился: он почти никогда не звонил мне на квартиру, тем более в поздние вечерние часы, за все время нашего знакомства лишь два или три раза был у меня...
Минут через двадцать Кнорре приехал. Был он здорово пьян и мрачен.
– Ты на машине?
– спросил я.
– На такси. Свари кофе, - коротко бросил он, усаживаясь в мокром плаще в кресло, стоявшее возле телевизора.
Когда я вернулся с чашкой кофе, он уже дымил сигаретой. Отхлебнув из чашки, Кнорре, не мигая, уставился на меня воспаленными глазами. Таким неприветливым, сказал бы злым, я его видел впервые. Мы как бы молча играли в детскую игру: кто кого переглядит, не мигнет. Не выдержал я, поскольку все это выбивалось из нормы - и то, что он вот так испытывающе глядел, и то, что в такое время, да еще пьяный, не спросив, удобно ли мне его принять, запросто, как по-русски, завалился.
– У тебя все в порядке?
– спросил я.
– Скоро выясним.
– Леони вернулась? Как она?
– Вернулась. Нормально, - и тут он сказал: - Кстати о Леони. Она как-то спросила: "Слушай, этот русский, Перфильев, не "голубой?"
– Забавно!
– засмеялся я.
– С чего бы такое впечатление?
– Взаимоотношения двух однополых людей сторонний человек оценивает точнее, нежели эти оба могут сами. Не находишь?
– все так же мрачно спросил он.
– Возможно. Но в данном случае...
– Так вот она полагает, что ты меня обхаживаешь, - перебил он.
– Но поскольку точно знаю, что я не гомосексуалист и почти уверен, что и ты предпочитаешь женщин, то...
– То что?
– разговор делал какой-то странный изгиб, я насторожился.
– То наши отношения, если их проанализировать, а я попытался это сделать, похожи на игру, на некоторую охоту.
– Кто же за кем?
– Разумеется, ты за мной.
– Я?! Зачем?
– Вот мы и выясним.
– Ты для этого напился и приехал?