Невиновных нет
Шрифт:
Желтовский тоже был рад, что все кончилось так быстро. И он торопился. Выскочив из здания, сел в машину и поехал к иранскому посольству, позвонил, дверь отворил молодой широкоплечий иранец. Желтовский сказал по-английски:
– Я из телевидения. Хотел бы повидать господина Адиба Хеджези.
Молодой человек какое-то время рассматривал Желтовского, затем ответил:
– Его нет.
– Когда он вернется?
– Желтовский протянул ему свою визитную карточку.
– Мне это неизвестно. Прошу прощения, - и перед носом Желтовского закрыл дверь...
Желтовский ушел к машине, которую оставил в переулке, уселся,
Когда "Зеленый галстук" захлопнул за собой дверь подъезда, Желтовский развернув машину уехал.
"Что же этот хмырь делал в Бурже? Надо побывать в этом "Шатре", решил он, предполагая, что допустил большой просчет...
Вечером того же дня Анатолий Иванович Фита уехал с работы пораньше. Он с семьей жил на даче. Уехал не служебной машиной, а электричкой. Выйдя из вагона, направился к телефону-автомату тут же на платформе. Набрав номер, долго ждал, наконец голос ответил:
– Слушаю.
– Батров?
– Да.
– Ты чего трубку не берешь?! Спишь, что ли?
– Нет.
– Где?
– Что?
– Не что, а кто. _О_н_! Срочно нужен, домашний телефон его молчит.
– Понятия не имею. Он никогда не сообщает о своих передвижениях... Вы откуда говорите? Что-нибудь стряслось?
– Не волнуйся, я из автомата. Землетрясение!
– Фита почти швырнул трубку на рычаг.
Фирма находилась на втором этаже жилого дома, в одном коридоре с двумя квартирами, занимала три небольших комнаты. В первой, махонькой, сидела секретарша, сбоку столик с факсом. Одна дверь из этой приемной вела в другую комнату, дверь в нее была раскрыта, и там за тремя столами сидели какие-то люди; вторая была кабинетом начальства, куда утром следующего дня вошел Желтовский, пропущенный секретаршей после того, как назвался приезжим из Прикарпатского лесничества.
"Зеленый галстук" - лысеющий брюнет восточного типа средних лет с детским румянцем на смуглых щеках - был в этот раз в оранжевой сорочке с синим галстуком, в сером костюме.
– Что вас привело к нам?
– спросил он после того, как обменялись рукопожатием, и Желтовский уселся в предложенное кресло.
–
– Экспортируем лесоматериал, паркет, но дубовый, струганную доску, а ввозим курагу плиточную, изюм, сухофрукты... Вы как узнали о нашем существовании?
– Вычитал в бюллетене "Деловой мир" за этот месяц.
– Он и в Прикарпатье попадает?
– Московские друзья прислали... Объемы у вас большие?
– Не очень... Простите, одну минуточку, - он глянул на часы.
– Мне надо распоряжение отдать, человек должен приехать из Красноярска, - он вышел, вернулся минут через пять-семь.
– Давайте так: вы пришлете нам полную номенклатуру. Мы тут подумаем. Возможно, выйдем на какой-нибудь контракт. А разве у вас своих посреднических фирм нет?
– Есть, конечно, но с москвичами дело иметь выгодней: нам нужны российские рубли...
Разговор их прервал телефонный звонок.
– Да-да... Непременно... Сейчас освобожусь, - сказал глава фирмы "Лесной шатер" и разведя руками, обратился к Желтовскому: - На части рвут, поговорить не дают, - заулыбался, встал, давая понять Желтовскому, что его время истекло.
– Значит, жду ваше подробное письмо, - и протянул руку для прощания...
Начинало смеркаться, когда Желтовский вышел из "Лесного шатра", сел в машину и поехал к себе на дачу.
Но он не видел, что всю дорогу в потоке машин с уже зажженными фарами за ним - в городе и за городом - шел замызганный "москвич-пирожок", в котором сидели двое. Они "проводили" его до самой дачи и уехали лишь тогда, когда отперев дверь в железных воротах, он прошел по гравийной дорожке и скрылся в полутораэтажном срубе. Дома его ждал факс из Парижа от Берара: "Срочно улетаю в Боснию. Когда вернусь, если не убьют, позвоню..."
Ночь. Двадцать минут четвертого. Темень. Сидельников на "Волге" подъехал к дому на Профсоюзной. От подъезда отделилась фигура, быстро скользнула на заднее сидение. Машина по безлюдным улицам, сопровождаемая мигалками светофоров, резво пошла к Савеловскому вокзалу.
Вот и пустырь. Остановились за трансформаторной будкой. Фургон стоял на месте.
– Пошли, Володя, - сказал Сидельников.
– Инструмент не забудь.
Тот вылез из машины с маленьким чемоданчиком в руке.
Висячий замок на дверях фургона Сидельников быстро одолел отмычкой. Поднялись по короткой железной стремянке. Зажгли фонарь. Радиотехник присвистнул. Две боковых стены и торцовая, та, что к кабине, были уставлены на стеллажах аппаратурой. Тут же три огромных танковых аккумулятора.
– Все первоклассное, - сказал радиотехник.
– Япония, "Сименс".
– Забирай, что нужно, грузи в машину.
Демонтажом они занимались около часа.
– Все забрал, Володя?
– спросил Сидельников.
– Что сгодится. Остальное не нужно, - ответил радиотехник, укладывая в гнезда спецчемоданчика гаечные ключи разных номиналов, отвертки, воротки.
Сидельников взял тяжелый молоток, выточенный вместе с рукояткой из одного куска нержавейки, примерился и начал крушить все, что оставалось. Затем, отстранившись, полюбовался своей работой. Потом выкрутил свечи с двигателя, снял трамблер, зашвырнул это в темень.