Невиновных нет
Шрифт:
Да! Вот же он…
Серый камень стен, потемневшая черепица, выветрившееся дерево ставен, две доски, крест-накрест перечеркивающие дверь… Два десятка лет он простоял заколоченным и покинутым, этот дом, и наверняка чьим-то более придирчивым глазам показался бы сараем или в лучшем случае – загоном для скота, но… А яблони? Грэйн вскочила на ноги и тревожно распахнула глаза, забыв про ветер и слезы. С этой стороны их нельзя увидеть, конечно, только часть низкой каменной изгороди да разросшийся вокруг вереск, но, может быть, все-таки… Есть! Вот же она, вот мелькнула ветка!
«Не срубил-таки», – она выдохнула так, будто снова услышала голос Вилдайра Эмриса
Лорд-секретарь не был любителем долгих прелюдий и свое предложение высказал коротко и довольно ясно. Эрна Кэдвен все еще желает возвращения чести своему предателю-отцу? Эрна Кэдвен намерена продолжать военную карьеру? Или, может быть, эрна Кэдвен передумала когда-нибудь поступить в Военную Академию в Эйнсли? И уж не забыла ли эрна, что приказание она исполнила лишь отчасти, а лорд Конри теперь – ее непосредственный командир? Или она предпочтет служить Ролэнси где-нибудь в отдаленном гарнизоне на, скажем, острове Арнэйт, где зимой солнце не поднимается вообще? Ах, нет? Ну, тогда не будет ли эрна столь любезна иногда скрашивать одиночество Рэналда эрн-Конри своим приятным обществом? Благо от одного поместья до другого по прямой и пяти лайгов не наберется. Разве кто-то помешает владетельнице Кэдвен нанести визит хозяину соседнего имения?
Отнекиваться было бессмысленно. Да и лорд-секретарь… в общем-то, он Грэйн даже нравился. Разве не его она иногда вспоминала в Синтафе, когда становилось совсем уж туго?
«Жениться я на вас не могу, – сказал шеф «канцелярии», где теперь уже окончательно «прописалась» Грэйн. – Да и вам это не нужно, Грэйн. Но я один, и вы – одна, так почему бы вам не подумать?»
О чем тут думать-то, в самом деле? Она снова посмотрела в сторону соседнего поместья. Смеркалось, и ни конька крыши, ни шпиля, ни пустого флагштока было уже и вовсе не разглядеть. Думать нечего. Выбирает всегда волк, а ее свобода… полно, да есть ли она вообще? Осталась там, на горных тропинках Тэлэйта, на бастионах форта Сигрейн, пропала в тумане, растаяла, как пороховое облачко от прощального залпа береговой батареи… Или, может быть, маленькая женщина-яблоня унесла ее в темных и узких ладонях? Или разве не ее, не единственную доступную ролфи свободу Грэйн вплела вместо шнурка в тяжелые черные косы?
Все правильно. В стае каждый должен помнить свое место, и не только среди одних лишь ролфи так. И незачем врать самой себе – однажды, и довольно скоро, она оседлает Желтоглазого и развернет его мордой в сторону владения Конри. На чай так на чай. Главное… главное – здесь, внизу. Здесь – Верность. А там, за морем… она ведь теперь надежно спрятана, ее свобода, разве нет? Так надежно, что даже Стая ее не учует.
– Я вернулась, отец, – вслух сказала Грэйн и взгромоздилась на
Но ролфи не дано слышать голоса тех, кто давным-давно ушел искать след Оддэйновой Своры по белым равнинам посмертия. Для этого надо родиться шуриа. А это… было бы совсем неправильно.
«Но разве любой огонь, кто бы его ни зажег, – это не Мой огонь? – усмехнувшись, спросила восходящая в сумерках невидимая темная Локка. – Разве ты все забыла, моя Грэйн? Или ты не слышишь Мой ветер? Он долго-долго летел к тебе с равнин Сэдрэнси-Джезима не для того, чтоб ты теперь затыкала уши и отворачивала лицо!»
– Может, Твой ветер и над скалами Тэлэйта тоже летал? – угрюмо спросила Грэйн. Было новолуние, и видеть лик богини она не могла, зато хорошо слышала.
«Может быть! – лукаво отозвалась Огненная Луна. – Даже наверняка! Ну-ка, докажи, на что способен волчий нос! Чуешь?»
– Запах яблок… Когда-нибудь мы догадаемся, чего хотели от нас боги, когда-нибудь мы обязательно поймем. И тогда зацветут яблони, и «змеиный час» станет всего лишь древней страшной сказкой для маленьких змеят, и для волчат тоже, – прошептала ролфи, ловя вздрагивающими ноздрями невозможный здесь, теплый, уже совсем летний ветер. – Я помню тебя, моя Джоэйн, моя яблоня. Я помню тебя. Живи! Крепко стереги ее, Локка, мать огня и ярости. И Ты, Морайг-Могучая, мать волн, госпожа приливов. А ты… Мать всех змей и яблонь, сохрани свою дочь… и сына своего сохрани тоже.
Эрна Кэдвен упрямо вскинула подбородок, шмыгнула носом и стала спускаться с холма.
Джэйфф
На закате в залив приплыли касатки, покружили, порассекали плавниками золотую воду, поплескались, распугав всю рыбу на много лайгов окрест. Могучие и свирепые морские охотники, умные и расчетливые, волки холодного океана. Свободные.
Джэйфф всю ночь слушал их странные песни и, ложась спать, загадал: «Если очнусь и увижу их снова, значит, она вернется, вернется свободной».
На рассвете берег затянуло туманом – густым, белым, плотным, как полотно у хорошей ткачихи. Рилиндар подошел к самому берегу и склонился над водой, внимательно прислушиваясь, чтобы не пропустить ни единого звука.
Косатки фыркали где-то неподалеку, спрятанные от глаз. Но они остались!
Элир ухмыльнулся своим мыслям, поправил торчащий за поясом новенький капсюльный пистолет с гравировкой на рукояти «За Верность» и отправился вверх по тропе. Этот остров любит свободных – людей или косаток, не важно. Этот остров умеет ждать.
«Верно я говорю, Шанта?»
Ему ответили косатки высокими пронзительными голосами, с вершины скалы было прекрасно видно, как блестят их черные спины, когда они выпрыгивают из воды и летят навстречу наступающему дню. Хорош-шему дню.
2009–2010
Харьков – Санкт-Петербург
Приложение
О мире и некоторых народах, его населяющих
Три луны:
Желтая (Совиная) – Дилах (шур.) / Меллинтан (дилл.)/ Локка (ролф.)