Невольник мести (Инстинкт бойца)
Шрифт:
«Медведь» держал нож левой рукой, имея преимущество перед праворукими: смещаясь под неудобную руку противника, он вынуждал того либо отступать, либо контратаковать с непривычной позиции. Вот и сейчас, двинувшись вправо, получил преимущество. Впрочем... перевес и так был очевиден. Медведев мог сделать один-единственный выпад и покончить с вооруженным ножом оппонентом: его первым противником оказался запланированный Рагимовым труп – дышащий на ладан наркоман-смертник из лагеря Исы Хамурзинова. Однако накачанный напоследок героином для поднятия
Игра с ним не получилась изначально.
На смену наркоману, труп которого вынесли из манежа, против «белого медведя» выступили сразу два противника, и Юра приступил к исполнению заранее намеченного плана. Первым делом он занял позицию спиной к солнцу, используя естественную подсветку в глаза противнику. Солнце уж не такое яркое, чтобы уповать на его помощь, но главное в другом, в том, чтобы маневр сержанта правильно поняли боевики, сидящие перед русским генералом, и заранее не напряглись. А когда он отступит еще на пару шагов, наступит время решающего броска. А пока...
Пока нужно защищаться. Противники «медведя» словно нащупали его слабину и уже решительно, подстегивая себя гортанными выкриками, подходили с двух сторон...
Впервые видя не совсем решительные действия «куклы», Давлатов покачал головой и снова склонился к плечу Зубахина, повторяясь:
– Клянусь, я пожалею, если его убьют.
– Пожалей о другом, о том, что вовремя не продал его пакистанцам, – удачно пошутил генерал.
– Какая разница, – вяло отозвался Индус, морщась от такого же чахлого начала поединка.
А генерал вдруг потерял всякий интерес к тому, что разворачивалось на его глазах. Наверное, он пресытился предыдущими убийствами соотечественников, а смерть наркомана, которому Медведев распахал ножом живот, вызвала легкий приступ тошноты. В связи с этим Зубахин сделал неожиданный для себя вывод: смерть чеченцев его просто не интересует, не трогает, тогда как смерть русских...
Вроде бы все правильно, так и должно быть, но повеяло вдруг в груди генерала ледяным ветерком ненормальности.
Стоящий справа Ахмед Закуев демонстративно зевнул, но глаза его остались напряженными. Лучшая «кукла», делая редкие предупреждающие выпады в сторону то одного, то другого противника, отступала. Еще пара шагов, и русский пехотинец перевалится через ограждение. Напряжение спало, когда Ахмед увидел красиво проведенный прием в исполнении «медведя». Вытянув на себя одного боевика, он неожиданно переключился на другого, с разворота ударив его ногой. Следующий шаг русского был очевиден: так же молниеносно вернуться к первому, во время атаки встретившему ножом пустоту. Но вместо этого Медведев, сильно оттолкнувшись, в длинном прыжке буквально завис над головами сидящих в первом ряду охранников и занес нож для решающего удара.
Генерала сзади продолжала подпирать разномастная публика. Справа вплотную к нему стоял Ахмед, слева – Индус. Свободно и быстро можно двинуться только вперед. А впереди – сверкающий на солнце стальной клинок и прожигающий
Закуев действовал на удивление быстро, для большинства присутствующих здесь чеченцев – неожиданно и... неразумно. Он развернулся, наваливаясь на генерала и подставляя под удар «катрана» свое правое плечо...
Со связанными за спиной руками сержант лежал на боку в центре арены. Повернуться ему не давали трое бандитов, прижимая к земле его сильное тело. Двое держали ноги пленника, а третий, стоя, сильно нажимал ногой на висок.
Зубахин хотел и не мог найти причину, которая бы заставила его ненавидеть солдата. Наоборот, что-то наподобие жалости коснулось его сознания, когда после неудачного нападения десяток рук скрутили пленника. Какая-то неуместная жалость, лишняя гостья в груди предателя. Мало того, он почувствовал себя виноватым. А все из-за того, что обманным путем переписали конец сценария, который в конечном итоге принес целый букет из разочарования, смертельного испуга, жалости и вот, пожалуйста, чувства вины.
Давлатов с поражающей точностью разобрался в том, что творится на душе генерала.
– Ты можешь выкупить его, – и с усмешкой указал рукой в центр арены.
А там уже стоял раненый Ахмед. Поверх раны его предплечье опоясывал жгут – ремень, с помощью которого Иса Хамурзинов убил свою жертву. Закуев ни словом, ни взглядом не спросил у Давлатова разрешения на казнь заложника. Руководитель лагеря по подготовке диверсантов, он мог позволить себе поймать утвердительный кивок Индуса лишь в последнее мгновенье, когда сталь широкого ножа коснется горла дерзкого десантника.
Правая рука Ахмеда онемела и едва слушалась, но именно в ней, причем намеренно, чеченец держал свой кинжал.
Медведева продолжали удерживать в положении лежа – так удобнее перерезать горло, только еще больше запрокинули голову, на которую продолжал давить чеченский сапог. Закуев опустился на одно колено и только сейчас глянул на Индуса.
Рустэм кивнул.
Совсем рядом работала видеокамера. Опытный бородатый хроникер присел, чтобы из кадра не ускользнуло ничего: ни движения ножа, ни распахнутого горла, ни плотно сжатых губ жертвы, которая пытается хватануть воздух не ртом, а жуткой раной.
– Открой глаза, – потребовал Ахмед от пехотинца.
Вплотную к мешкам подогнали четверку заложников – обязательное правило и метод устрашения. Они смотрели на своего товарища, зная, что их ждет, если они отведут взор.
– Открой глаза! – Закуев повысил голос.
Пехотинец распахнул веки и смело бросил коротенькое слово:
– Смотри.
Прежде чем убить солдата, на арене-жертвеннике Ахмед произнес привычную речь, без которой не обходится ни одна бандитская казнь. Подобные высказывания порой отпечатываются и вывешиваются на всеобщее обозрения в Грозном, Ростове, Волгограде и подписываются от имени правоверных мусульман Северного Кавказа.