Невольный брак
Шрифт:
— А разве отец и сын не должны владеть одинаковыми стихиями?
— Необязательно, хотя чаще всего они схожи. Но Памиру, как дознавателю, это только на руку. Давай сперва ты покажешь свои умения, а потом будем действовать по ситуации. Но не забывай, Айрис, я не алхимик, не целитель, а боевой маг. Следовательно, тебе многое придется осваивать самой. Я покажу не только некоторые основы, но и научу защищаться и атаковать.
— А вам приходилось убивать? — мое сердце замерло в ожидании ответа.
— Да, Айрис, приходилось. Я ведь до советника тоже долгое время работал главным дознавателем,
Мои навыки были ничтожны. Хоть я и стыдилась их, все же смогла оторвать от начищенного до блеска пола несколько листков бумаги, создав небольшой вихрь, сделать снежок из воды, заранее приготовленной в кувшине. Супруг, заложив руки за спину, молча наблюдал за моими потугами. За маской отчужденности, которую он нацепил еще в начале занятия, сложно было понять его настроение. Спустя полчаса, когда моя спина покрылась испариной, словно я пробежала не одну сотню метров, лэр Тонли-старший вынес вердикт:
— Похоже, вода и воздух — не твои стихии. Или же силы столь малы, что опять же странно…
— говорил он себе под нос. — Ты мучаешься, а не работаешь с магическими потоками. Давай попробуем огонь. Хотя для девушек — это редкость.
— Почему? — озадаченно посмотрела на бывшего советника, вытирая платком пот со лба.
— Требуется большой резерв магии, чтобы управлять этой стихией, а его наследуют, как правило, мужчины. Твой отец был магом?
— Если да, то очень слабым. По крайней мере я не помню, чтобы он когда-либо ею пользовался дома.
— Ладно, сперва попробуем, потом продолжим разговор.
— Что мне делать? — я не смогла скрыть горечи, которая мной овладела, едва подумала об окончании занятия, не успевшего толком начаться.
— Повторяй за мной, — безэмоционально отозвался бывший советник и стал проговаривать заклинание.
Я смотрела ему в глаза и шептала за ним странные слова, не замечая, как сперва на указательных, а затем и на всех остальных пальцах появились едва заметные огоньки. Лишь когда муж замолчал, я проследила за его взглядом и вскрикнула, сильно испугавшись. Мои руки полыхали в голубоватом, слегка подрагивающем пламени. Однако я не ощущала ни жара, ни боли.
— Ты не чувствуешь ничего, да? — озадаченно проговорил Тонли-старший, и я замотала головой, словно тряпичная кукла. — Значит огонь… На сегодня все! Мне нужно подумать! — он развернулся и быстрым шагом двинулся к выходу.
— А… — я со страхом смотрела на пальцы, не зная, что теперь делать. — А как же?.. — бросилась вдогонку за мужем, но тот, казалось, не слышал меня и едва ли не перед самым носом хлопнул дверью. Оставшись одна, тряхнула руками, и пламя исчезло, позволив мне вздохнуть с облегчением.
Вечером, когда часы показывали уже начало десятого, супруг принес стопку книг и дал задание: выучить к завтрашнему утру с десяток заклинаний. Понимая, что это только в моих интересах, молча кивнула, взяла перо и стала выписывать их в тетрадь, купленную на всякий случай в Сельтауне. Мужчина понаблюдал за мной пару минут, а затем ушел. К сожалению, к разговору о подвластной мне стихии маг так и вернулся, а меня
С того момента многое изменилось: после ужина бывший советник объяснял правила игры в шахматы, затем указывал на новые заклинания, которые к утру следовало выучить наизусть, чтобы уже завтра испытать их на практике. Тонли-старший нещадно гонял меня по пройденному материалу и, проверив знания, переходил к новой теме. Правда, невзирая на старания, пока мне не очень-то удалось продвинуться в освоении огня. Хотя и делать какие-то выводы было слишком рано.
Компанию мне по вечерам помимо книг составляла моя одноименница. Она лежала на коленях, как кошка, и сладко спала, иногда поскуливала или забавно причмокивала, видимо, когда ей снилось что-то приятное.
В таком бешеном темпе незаметно пролетело два дня. Неожиданно настала пятница. Понежиться в кровати снова не удалось. Еще не было и семи, как горничная постучала в дверь и передала очередной наказ супруга. Все началось по уже налаженной схеме, однако, к моему удивлению, в пять вечера бывший советник отпустил меня, позволив отдохнуть.
Я не захотела сидеть в душной комнате и решила немного прогуляться по парку. Едва почувствовала слабость в ногах, спряталась подальше от посторонних глаз, усевшись на той же скамейке, на которой в понедельник состоялся непростой разговор между мной и Памиром. Прихватив с собой книгу, погрузилась в любимый роман. Одна страница сменилась второй… десятой… двадцатой… Я по привычке увлеклась чтением и не заметила, что в какой-то момент мое уединение было нарушено.
— Айрис, моя прекрасная Айрис, — манящий голос был подобен ветру, шелесту трав и листьев, а стоило заглянуть в глаза его обладателя, осень для меня отступила и ей на смену пришла весна.
Чарующая улыбка Росмана вновь стала самой прекрасной. Я противилась изо всех сил паутине лжи: которой он стремительно оплетал мое сознание, но с каждой секундой все быстрее вязла, словно в топком болоте. К моему несчастью, вокруг не было ни единой живой души, которая могла бы протянуть мне палку и вытянуть из этой грязи.
— Пойдем со мной, моя дорогая… Ты моя и только моя, — он протянул руку и улыбнулся еще шире. Я поднялась со скамейки и вложила пальцы в раскрытую мужскую ладонь, не обратив внимания на упавшую с колен книгу, что развалилась на части, едва ударилась о землю. — Я никому не позволю тебя отнять у меня! Ты моя…
Мужчина без остановки что-то шептал. Он не замолкал ни на секунду, и его слова все сильнее проникали в кровь, заставляя сердце с бешеной скоростью колотиться о ребра. Медленно накатывала обреченность.
Мы неторопливым шагом удалялись от замка к высокому ограждению, оплетенному в нескольких местах виноградной лозой. Незатуманенная часть разума усиленно пыталась бороться, но ей не удавалось зацепиться за какие-нибудь, отрезвляющие воспоминания и она все сильнее вязла в сетях коварного паука. Когда я мысленно распрощалась с надеждой на спасение, на глаза попался флаг Тонли. Такой же синий, как глаза у моего мужа… как две льдинки у Памира. Воспоминание о дознавателе, о его пронизывающем и замораживающем душу взгляде сняло пелену смирения, подобно холодному душу, смывающему остатки сна.