Невозвращенцы
Шрифт:
Часть четвертая
Максим
Глава 33
— Ох! Ну и насмешил! Ай да порадовал! Давно столько не смеялся! Разумеет он! — всегда серьезный, как и положено наследнику великого княжества, Лихомир сейчас в приступе даже не смеха, а конского ржания, чуть ли не свалился со стула.
— Э… И типа что я такого сказал? Вы не могли бы объяснить, княжич?
После той беготни по лесу, которая окончилась удачно для девушек и Максима, он как-то незаметно прибился к Лихомиру. Княжичу за тот удар по невинному было неудобно и он в качестве виры взял Максима себе
Золото, взятое с тела убитого, в Новогороде было обменяно у одного купца, знаменитого своей честностью посоветовал Лихомир, на монеты. Монет оказалось очень много и Максим сдал их на хранение княжичу в казну, а в ответ получил несколько удобных расписок на разные суммы — прообраз чековых книжек. Расписки были выполнены на грубом пергаменте, на котором стоял оттиск с гербом княжича и сумма — таскать небольшой бумажный сверток в маленьком мешочке на шее было гораздо удобнее, чем тяжелый, набитый металлом кошелек на поясе. Еще в самом начале, когда по счастью он уже перевел свои деньги в бумажный вид, оставив только часть на мелкие расходы, такой вот кошелек у него с пояса на рынке срезали. Сделали это причем так ловко, что пропажу обнаружил он только тогда, когда потянулся расплатиться за покупку. С другой стороны — кормили, поили и даже частично одевали его за счет князя, так что деньги тратить было особо не куда.
Основной проблемой стало безделье. Только один раз, еще по пути в стольный Киев на Лихомира внезапно напало любопытство, и он чуть ли не с палачом допрашивал Максима. Причем предметом интереса был даже не Максим, что было бы естественно в данной ситуации, а его бывший соратник Игорь. А то он мог рассказать о нем? «Мать, отец? Не знаю… Откуда родом? А вам это название что-то скажет?…» и т. д. Зачем при этих расспросах присутствовала сестра княжича Максим тоже не понял. После длительных расспросов его оставили в покое и парень полностью отошел во владение дамы по имени Скука. Пока однажды осенью его не позвали к княжичу.
В своем кабинете после обычных здравиц Лихомир предложил гость присесть и отличного вина. А потом огорошил Максима предложением отправиться в Святоград, на учебу в Великие Семинария.
— …Не век же дремучим жить и у меня а шее сидеть. Не дитя чай уже, — закончил он свою проникновенную речь о пользе образования.
Этого Максим не вынес.
— Что значит, дремучий? Да я побольше вас всех знаю! Читать, писать, языков пару, физика, химия, программирование! Да что вы тут вообще знаете о точных науках!!!
Вот именно после этого пассажа в смехе Лихомир и чуть не упал со стула.
— …Разумеет! Ха! На ка вот, лови! — со смешком он взял со своего стола что переплетенное в большую тетрадь и кинул через стол Максиму. — Зачти-ка мне!
Максим осторожно раскрыл тетрадь и все понял. И почувствовал он себя при этом слегка глупо. Точнее, полным идиотом почувствовал. Действительно, своими словами он посмешил княжича получше виденных днем ранее на ярмарке ряженых скоморохов с непременным медведем. В тетради не было ни одного знакомого символа! Теперь ему стало все ясно, а то раньше он удивлялся: «как же так: на вывесках нету ни одной буквы, зато прихотливыми значками, похожими на те, что вышиты по подолам и воротам рубах, приукрашены обильно?» Похожий, хотя тоже местами непонятный язык, создал у него впечатление, что и письменность будет идентична русской.
— Простите, — слегка покраснел Максим и осторожно положил тетрадь на край стола.
— То-то же. Согласен учиться?
— Да, конечно. А чему в Святограде учат?
— В Святограде учат волхвов.
— А чему? Мне особо как-то не нужны знания о молитвах…
— Дурень серый. Дикий ты совсем. Как ты можешь так
— Нет, нет, что вы…, - резко сдал назад Максим.
— В Святоград учат всему, ибо волхв, несущий веру по всем сторонам света должен знать и уметь все, дабы своим невежеством не посрамить Богов наших, прародителей. — успокоился Лихомир. — Так что будешь знать и уметь многое, даже если и будешь противиться…
— ?
— Конечно, — продолжал княжич не обращая внимания на реакцию Максима, — такого как ты они никогда бы не взяли, но с просьбой моей… А этими своими знаниями за науку расплатишься с волхвами. Поблагодаришь потом. Все, ступай.
Максиму оставалось только поклониться и уйти, что он и сделал. Сборы не заняли много времени — ведь дома и вещей у него не было, а мешочек с расписками он не снимал даже на ночь. В сопровождение ему, точнее наоборот — Максима отдали в сопровождающие целого каравана. В этом караване в Святоград ехали больные, которые могли вылечить только старшие волхвы, подарки, паломники и такие же, как Максим, желающие стать волхвами.
Контингент последних был необычным. Максим раньше думал, что чтобы стать волхвом следовало учиться с самого детства. Среди же тех, кто ехал учиться детей было разве что половина, и то меньшая. Были и здоровые мужики, и воины, и женщины с детьми, и чуть ли не разваливающиеся на ходу старики. «Кому они нужны там?» — удивлялся про себя Максим. О правиле: «К Богам за мудростью идти никогда не рано и не поздно» он еще не подозревал.
Дорога в Святоград была нетрудной даже по осенним меркам: за одним из самых главных трактов следили стоящие вдоль дороги богатые деревни. На них, к удивлению Максима, был наложен только один налог — содержать эту самую дорогу в образцовом состоянии. Поэтому дорога была отличная: мощеная, где крупными прокаленными в костре дубовыми плашками — как в княжеском детинце, а кое-где, и вовсе камнем. Деревни стояли часто — на расстоянии пешего и конного переходов, то есть с кратностью в 30–40 километров. Конечно же, в каждой деревне был ям для княжеских гонцов со свежими лошадьми, корчма или трактир, и не один, где можно было за мелкую монетку поесть, попить и переночевать. За чуть большую сумму могли стопить баньку и принести блюда и дорогое хмельное на выбор: по дороге часто ездили небедные купцы за благословением, так что ниша для такой торговли была. А совсем бедные могли бесплатно переночевать на сеновале.
Телеги шли ходко, ехать было скучно, работы Максиму никто не просил и не предлагал, так что скука, отступившая на пару дней, вернулась. Нападать на княжеский поезд никто не решился — охрана была соответствующая; окружающие красоты природы приелись моментально — лес и лес себе, один и тот же, деревни похожие друг на друга как патроны в обойме — все деревянные, ни одного каменного здания он не встретишь, а беседовать с кем либо, помня о своем происхождении, парень опасался. Причиной опаски послужил подслушанный разговор, в котором паломники кляли неведомых находников и поминали какого-то Фдора, который погиб в битве против них.
Через три недели местность резко изменилась. Телеги пошли медленнее, так как местность постепенно повышалась. В лесу сначала исчезли лиственные породы деревьев, сменившись хвойными, а потом и вовсе кустарниками. На горизонте царапающими небеса белоснежными зубами появились высоченные горы. Все больше и больше стало встречаться попутных и встречных караванов, большинство которых было гружено камнем, и просто пешцов, отдыхающих по обочинам.
У подножья гор поезд остановился. На огромной, расчищенной от камней относительно ровной площадке стояло множество сараев и временных жилищ, вокруг которых плотно толпились люди. Часть выезжала, часть заезжала, часть, которая не смогла разъехаться, ругалась, так как сутолока была страшной. Горели костры, на которых готовилась пища, где-то вдалеке, судя по приносимому порывами ветра запаху, золотари делали свою работу, кто-то кричал, кто-то спорил, кто-то дрался. Жуткий хаос.