Невозвращенцы
Шрифт:
— Но я сразу понял, что ошибся, Дмитрий Васильевич, — клятвенно заверил рассерженного папашу Станислав. — Приношу вам свои глубочайшие извинения.
Кровь потихоньку стала отливать от лица Анчара, и Гордеев, чтобы еще более разрядить обстановку, задал собеседнику невинный по форме, но коварный по содержанию вопрос:
— Дмитрий Васильевич, а как вы сумели вычислить мою квартиру? Зацепок вроде никаких мы не оставили, да и всего-то прошло семь-восемь часов с нашего с Анной знакомства.
— Невелика проблема, — поморщившись, хмуро сообщил Анчар. — Вас, а точнее —
— Не Нарзана — Газировки, — аккуратно уточнил Гордеев. — Кстати, можно ему подняться с пола? Человек он безвредный, не то что я…
— Не имеет значения, — отмахнулся Дмитрий Васильевич. — Нарзан, ессентуки, боржоми… Пусть поднимется. Одинцовской милиции этот газированный человечек, как и адрес проживания, хорошо известны. Его мамаша без малейшего сопротивления выдала координаты вашей берлоги.
— Маму зачем потревожили? — подал голос Олежка. — Она-то что вам плохого сделала?
— Такого, как ты, сына родила, — отрезал Дмитрий Васильевич. — Заткните рот этому придурку! И выключите наконец телевизор!
— Помолчи, Олег, — бросил товарищу Стас.
— Так что к встрече с вами, капитан, мы были готовы уже через полтора часа после случившегося конфликта. И штурм этой квартиры мог состояться примерно к часу ночи. Но… — Анчар сделал многозначительную паузу, — мне захотелось узнать, кто такой этот Рэмбо, в подпитии, походя уложивший моих отборных охранников.
— И что же вы узнали?! — осторожно спросил Гордеев.
— Немало интересного, — бесстрастно сказал Анчар. — Гордеев Станислав Николаевич, капитан спецназа, заместитель командира группы…
— Бывший капитан, бывший заместитель, — перебил его Стас.
— Дважды ранен, единожды контужен, награжден орденом Мужества и двумя медалями «За отвагу», — продолжил оглашать послужной список Гордеева Дмитрий Васильевич. — Владеет практически всеми видами огнестрельного и холодного оружия, инструктор рукопашного боя, черный пояс по карате-до и айкидо, мастер русбоя. Уволен из рядов за дискредитацию звания офицера.
— Что вам от меня надо? — резко, едва не выкрикнув, спросил Гордеев. — Хотите унизить? Лишний раз пнуть? Да, я уволен за дискредитацию, по моей вине погибли люди…
— Они погибли по чистой случайности, — остановил его Анчар. — А уволили вас, капитан, за то, что вы набили морду сынку высокопоставленного чиновника.
— Откуда вам это известно? — настороженно спросил Стас.
— Мне много чего известно, молодой человек, — усмехнулся Дмитрий Васильевич. — А что мне от вас надо…
Он на секунду замолчал, а далее, ни на кого не глядя, коротко, но властно бросил:
— Освободить помещение, — и после секундной паузы, вероятно, в целях общей доступности сказанного и ускорения процесса негромко уточнил: — Всем вон!
Глава 5. Согласие как продукт непротивления сторон
Первым из комнаты выскочил Газировка. У Олежки имелось немало недостатков,
Охранники покидали жилплощадь Гора более организованно. Бесшумно и безмолвно, один за другим, будто прикрывая друг друга, они выдвинулись в прихожую и далее — на лестничную площадку.
Анна уходила классически по-женски: фыркнув на прощание, высоко подняв голову и изображая холодность и презрение.
Анчар, выждав, когда за дочерью захлопнется входная дверь, еще раз огляделся. Его взгляд на мгновение остановился на кресле, однако долго на нем не задержался. Дмитрий Васильевич подошел к дивану, нагнулся, зачем-то пощупал его, словно проверяя на мягкость, и лишь после этого уселся. Причем выбрал он то же самое место, где недавно сидела его дочь. Подняв глаза на стоящего посередине комнаты Гордеева, Анчар махнул рукой в сторону кресла. Надо понимать, это было приглашением хозяину присесть в присутствии высокого гостя.
Станислав уселся в кресло и выжидательно посмотрел на Дмитрия Васильевича. На лице бывшего генерала невозможно было ничего прочитать, оно являло собой спокойствие и бесстрастность.
— Ну-с, молодой человек, — очередной раз пробежав по Гордееву тяжелым взглядом и остановив его на лице Стаса чуть выше бровей, отчего у молодого человека появилось чувство, что в его лоб смотрит дуло пистолета, промолвил Анчар, — уж не знаю, с чего начать.
— Начинайте от стенки, — сказал Гордеев и, уловив тень непонимания в глазах собеседника, уточнил: — Мама всегда так говорила мне, когда я задавал ей подобный вопрос.
— Никак не пойму, или у вас слишком хорошо с юмором, или вам все по хрену, Гордеев, — еще более помрачнел Дмитрий Васильевич.
— Присутствует и то и другое, — уточнил Стас. — Когда меня ни за что поперли на гражданку, единственное, что оставалось бедному капитану, так это воспринимать все происходящее с юмором. С тех пор и не могу остановиться, все юморю и юморю…
— Недобро юморите. А копнуть глубже — просто изливаете на окружающих накопившуюся желчь, — перебил его Анчар.
— Можно сказать и так, — подумав секунду, согласился Гор. — А что мне еще остается делать? Благодарить судьбу и этих самых окружающих за то, что меня лишили дела, которому я посвятил себя?
— Как знать, как знать… — задумчиво повторил Дмитрий Васильевич. — Пути господни неисповедимы. Может, когда и скажете спасибо тем людям, которые так круто развернули вас на жизненном пути.
— Точнее — сбросили с платформы идущего поезда, — усмехнулся Станислав. — Ехали мы, ехали…
— Никто не знает, что нас ждет, что лучше, что хуже в этой жизни, — скривив губы, перебил его Дмитрий Васильевич.
— Никому не ведомо, что записано в Книге судеб, — не остался в долгу Гордеев.