Невозвращение Короля
Шрифт:
— Пейте, сударь. Я еще налью. Может, полегчает вам…
— Он спас нас всех, — тихо сказал человек в капюшоне. — Он со своим отрядом ударил врагу во фланг и сдерживал до тех пор, пока Король не ушел. Мы все в долгу перед ним…
Подсолнух осторожно поставил перед шрамолицым еще пару кружек.
— Спасибо, — прихрипел воин. — Давай выпьем, Подсолнух… выпьем за то, чтобы мы смогли вернуться и чтобы я однажды напился пьян — у тебя в трактире.
— Охотно, сударь, — совершенно серьезно отвечал тот. — За ваше возвращение.
Они стукнули кружками.
— Душа… душа болит… —
Трактирщик незаметно забрал у него пустую пинту, пододвинул полную.
Хоббитам было жутко смотреть, как могучий воин отчаянно пытается напиться. Надо было заговорить… о чем угодно.
Улти опередил прочих.
— Сударь, — обратился он к Бродяге, — ведь вы много где бывали. Так вы, должно быть, и Гондор видели?
Дрого, услышав это, едва ни отвесил щенку подзатыльник за бестактность, но вовремя понял, что наивный Улти просто до сих пор…
— Видел… — опустив голову, отвечал человек в капюшоне.
— Расскажите, а? — восторженно прошептал Улти. — Ведь, наверное, нет ничего прекраснее Белого Города с семью стенами, и широкого Андуина, и криков чаек, летящих от моря…
— Мой юный друг, — ласково усмехнулся Бродяга, — всё, о чем ты меня спрашиваешь, ты уже рассказал сам. Да, я видел Белый Город, и его семь стен, и широкий Андуин. Они прекрасны. Но я не знаю ничего лучше, — он зажмурился, — вересковых пустошей Арнора, его пологих холмов, между которыми петляют малютки-речки, его заросших озерок, холодных туманов по осени, пушистого зимнего снега и филигранных рисунков инея; я не знаю народа, столь же мудрого и спокойного, как коренные арнорцы — потомки нуменорцев, сохранившие спокойствие без отчуждения, мудрость без высокомерия, гордость без презрения. Юг… юг забывает свое прошлое, там расцветают чванство и спесь; не везде, конечно, но…
— Так вот в чем дело! — вырвалось у Перри.
— В чем, дружок? — обернулся к нему Бродяга.
— Ну, вы же знаете эту историю с Королем…
Господин Мышекорь аж крякнул: такой недогадливости от собственного сына он не ожидал. Ладно — Улти, ему в жизни только табачные грядки и видеть, но Перри-то! будущий купец… ох…
Дрого виновато посмотрел на Бродягу. Тот стоял у камина, облокотясь на его полку. Почувствовав всё то, что почтенный хоббит не решался сказать вслух, он вздохнул и медленно снял капюшон.
Лицо у него было самое обыкновеное. Усталое лицо немолодого воина. Худые щеки, ввалившиеся глаза. Темные волосы в беспорядке. Веера морщинок в углах глаз — скорее от частой стрельбы из лука, чем от привычки улыбаться… хотя… судя по его нынешному ласковому тону, когда-то он мог улыбаться часто.
— Та история с Королем… — медленно проговоил он. — Ты, мой юный друг, хочешь знать, почему Гондор не принял его? Что ж… я попытаюсь объяснить.
«Кому объяснить-то хочешь? — подумал Мышекорь. — Перри? Себе?»
— Наш народ, народ потомков нуменорцев, — тихо начал Бродяга, — это давно уже не народ. В нем нет единства. Есть те, кто просто существует. Безразлично, бездумно. И Мрак, что становится всё сильнее, легко завладевает ими. Память Нуменора, честь Гондора, судьба Арнора — ничто для них. Напыщенные, глупые слова, не более.
Он отвернулся к огню, стал греть руки, словно ему было холодно.
— Впрочем, — продолжил он, ни к кому не обращаясь, — есть и другие. Действительно наследники славного прошлого. Они хранят и преумножают традиции. Но все они… — он покачал головой, обвел взглядом слушающих. — Говорят, в годы затмения Нуменора там строились очень красивые гробницы. Охотно в это верю. И нынешние хранители славного прошлого — они творят то же. Они верны традиции настолько, что любое новшество ненавидят и пытаются не допустить. Для них нет сегодняшнего дня. Нет живых людей. И мало того — каждый из них именно себя считает истинным продолжателем. Они не в силах договоиться между собой; а уж с кем-то извне… — он горько усмехнулся.
Хоббиты внимательно слушали. Анардил сидел, сжав кулаки. Лишь шрамолицый, пытающийся напиться, казался безучастным.
— Гондор самодостаточен, — тихо говорил Бродяга. — Он верен традиции на словах, не более. А Эарнил… удачливый полководец кололевских кровей. Добыв победу в бою, он имел полное право претендовать на корону.
— Он не имел этого права! — крикнул Анардил. — Он нарушил закон и знает это! Он узурпатор!
Бродяга прикрыл глаза.
— Малыш… — укоризненно сказал он Анардилу, — не кричи. Весь трактир перебудишь. Эарнил — не узурпатор. Он просто гондорец. Гондор хочет гондорца на троне.
— Хватит его защищать! — шрамолицый оторвался от очередной кружки. — Он обещал войско нам в помощь. Ну, и где это войско?
— Обещанного три года ждут, — язвительно усмехнулся Бродяга. — Прошел один, и тот неполный.
— Как же так… — прошептал Перри. — Разве у Арнора и Гондора не общий враг?
— Арнор… Хорошо тебе говорить, дружок. Арнора давно нет. Есть… точнее, были Архедан, Кардолан и Рудаур, вечно соперничавшие между собой. Король пытался говорить о необходимости объединиться, заклинал картинами будущих бедствий… тщетно. Каждый был сам за себя. Был.
Шрамолицый встал. Его взгляд оказался совершенно трезвым, разве что стал более человечным. Воин подошел к Бродяге, положил руку ему на плечо:
— Король был последним мечтателем в этом мире. Король отчаянно верил в то, что разум возобладает над себялюбием, а правое дело победит потому, что оно — правое.
— И Король потерпел поражение. Сперва от своих. Потом от врагов. — Бродяга жестко подвел итог.
— Неужели ничего нельзя изменить? — прошептал Улти. — Неужели всё то, что пишут в книгах о дворе Аннуминаса, останется только в книгах?
— А что пишут? — спросил Бродяга.
— Ну… огромная библиотека, празднества, турниры, состязания менестрелей… эльфы, запросто приходящие говорить о вечном… неужели всего этого больше не будет?! Я так мечтал хоть день прожить в этом.
— Малыш, — горько отвечал Бродяга, — мы проиграли войну. Всё кончено. Наша армия рассеяна и прячется крохотными отрядами, в тайне чуть ли ни друг от друга. Правда, Гондор еще живет — но ведь до Гондора ты не доберешься.
— И… ничего нельзя изменить?