Невротические стили

Шапиро Дэвид

Эта склонность становится явной, когда истерик удивляется какому-либо событию, являющемуся следствием его

[105]

собственных действий или событий, о которых он прекрасно знал; это событие мог бы предсказать любой другой человек.

Пациентка средних лет вышла замуж за человека, который моложе ее на много лет. Она начинает замечать, что муж проявляет явные признаки возрастающего недовольства браком. Чтобы его успокоить, она предлагает ему пройти психотерапию. Он соглашается, но вскоре после этого заявляет, что хочет развестись. Она потрясена.

Другая истерическая пациентка (ей под тридцать) не чувствует энтузиазма, когда ее сестра (про которую пациентка знает, что она много пьет и не отличается целомудрием)

спрашивает, нельзя ли ненадолго переехать к ней. Несколько лет назад сестра соблазнила мужа пациентки, и это послужило причиной развода. Хотя пациентка понимает, что "при определенных условиях" история может повториться, но не считает эту "возможность реальной" и соглашается на просьбу сестры. Однако то же самое происходит и с ее новым мужем, пациентка об этом узнает- после того, как об этом узнали все вокруг, - и страшно удивляется. Она говорит: "Знаете... я действительно думала о такой возможности... у меня появлялась эта мысль... но я никогда не думала, что так действительно случится".

У третьей пациентки, тридцатилетней женщины, периодически случаются припадки истерической ярости, направленные, главным образом, на ее мужа. Она поразилась, когда муж однажды ей сказал, что не может больше этого выносить. "Он действительно имел это в виду", - с изумлением говорит она и добавляет: "Но ведь я же вовсе не имела в виду того, что ему говорила".

Если бы эти люди настойчиво и серьезно задали себе определенные вопросы, то, скорее всего, получили бы верные ответы, то есть предугадали бы развитие событий или хотя бы поняли, что возможность такого развития событий очень вероятна. Но они не задавали себе этих вопросов настойчиво и серьезно. Разумеется, у них могли быть мотивы избегать ответов, но, чтобы исказить реальность, одного лишь мотива недостаточно. Это стало возможно лишь благодаря их рассеянному, впечатлительному взгляду на мир - отсутствию острого взгляда на простые жес

[106]

ткие факты, и именно потому они сумели избежать этих серьезных вопросов.

У других людей, включая нормальных, в жизни тоже случается что-нибудь подобное. Удивляясь такому повороту событий, они говорят: "Теперь я это понимаю, но раньше я просто не думал, что такое действительно может случиться". То же самое бывает и с пациентами, находящимися в состоянии легкой истерии; если терапевт резко фокусирует их внимание, они сперва удивляются, а через несколько секунд комментируют: "Но я всегда это знал". И для истерической личности - это основное правило. Реальные факты и реальные последствия фактов они видят лишь очень смутно, периферийным зрением; они рассеяны до тех пор, пока события или люди настойчиво не скажут им: "Смотри!"

Чувство, что происходящее на самом деле не считается, или, вернее, отсутствие чувства, что происходящее действительно считается, наиболее заметно, когда события решительно противоречат ему. Однако это чувство постоянно присутствует и является аспектом многих типичных истерических склонностей. Например, иногда оно проявляется в игнорировании фактов, говорящих о денежных затруднениях. У более импульсивных истериков, поглощенных страстным романом, именно это чувство составляет основу ощущения, что "все неважно, кроме нас двоих". Возможно, это одна из причин, из-за которых старость застает таких людей врасплох. Это чувство составляет часть истерической незрелости и наивной невинности многих истериков. Оно же присутствует в культурной незрелости женщин, которая теперь встречается лишь в определенных слоях южанок. Это чувство родственно истерической наивности, но отличается от наивности фактуальной, которая тоже присутствует у истериков. Это, скорее, отношение к реальности, а не ее игнорирование. Поэтому мы должны не приписывать это чувство тенденциям вытеснения, а соотнести и то, и другое с общим методом познания и субъективным

восприятием.

У подобного отношения к реальности есть одно интересное проявление, хорошо известное в психиатрии. Часто отмечалось, что истерики способны относиться к своим симптомам с удивительным безразличием (например, к конвер

[107]

сионным симптомам), la belle indifference, как говорили во времена описательной психиатрии. Теперь это выражение можно услышать редко: возможно, потому, что теперь нечасто встречаются драматические конверсионные симптомы. Но безразличное отношение (или ощущение, что это на самом деле не считается) встретить все еще можно.

Истерические эмоции

В истерической эмоциональности существует интересный парадокс. Если правда, что фантазия пронизывает ментальную жизнь истерика, а чувство нематериальности и неопределенности характеризует и его восприятие внешнего мира, и его самовосприятие, то как же у него складываются такие живые, интенсивные эмоции? Можно предположить, что интенсивная эмоциональная жизнь, сильные чувства лучше всего гарантируют живое и интенсивное самоощущение, но в таком случае получается иной результат. Об этом парадоксе неплохо вспомнить, когда мы будем подробнее разбирать истерическую эмоциональность. Я хотел бы начать с ее крайнего проявления - с истерического эмоционального взрыва.

Часто истерические взрывы становятся основной жалобой и приводят истериков на терапию, хотя чаще всего недоволен не пациент, а его родственники, которые являются потерпевшими от истерического взрыва. Легко заметить, что, кроме коротких периодов раскаяния после каждого эпизода, пациента этот симптом не беспокоит. Вероятно, чаще всего - это взрывы ярости, но они могут смешиваться с депрессивными чувствами.

У одной типичной пациентки, двадцатишестилетней женщины, такие взрывы случались часто после того, как она куда-нибудь отправлялась со своим женихом. Как правило, начало вечера проходило мирно, но в машине по пути домой она начинала (с напряжением, но все еще себя контролируя) критиковать поведение жениха: например, этим вечером он был к ней недостаточно внимателен. Позже она всегда признавала, что для раздражения выбирала самый тривиальный повод. Как бы там ни было, через несколько минут ее жених пытался либо защититься, либо извиниться за свое поведение. Ее ярость разгоралась, она начинала его

[108]

обвинять, кричать и швырять все, что попадалось под руку. Взрыв вскоре превращался в обиду и полностью прекращался лишь тогда, когда она, все еще обиженная, покидала жениха.

Во время этих взрывов, вне зависимости от повода, содержание ее обвинений было приблизительно одинаково. Они просто должны были ранить его больнее всего. Так, она обвиняла его в эгоизме, нечувствительности, язвительности и т.п. Однако я снова хотел бы обсудить не специфическое содержание эмоциональных взрывов, разное у разных пациентов и в разных ситуациях, а общую форму.

Я уже высказывал предположение, что безразличие истерической личности к симптомам в какой-то степени проявляется и в ее отношении к этим эмоциональным взрывам. Я хотел бы вернуться к этому факту и рассмотреть его повнимательнее, поскольку реакция, следующая после симптома, и ретроспективное отношение к нему кажутся мне его частью, необходимой для понимания. Если истерическое безразличие и отвержение конверсионных симптомов заслуживают внимания, то реакция на эмоциональные взрывы заслуживает его еще больше. В конце концов, конверсионные симптомы остаются загадочным и эфемерным явлением. В случае же собственных чувств и реакций, к тому же таких живых, понять эту отстраненность гораздо труднее. Однако, я считаю, наблюдения подтверждают тот факт, что истерики относятся к своим эмоциональным взрывам, как к конверсионным симптомам, то есть не считают содержание взрывов своими настоящими чувствами, а воспринимают их как нечто их посетившее или, скорее, прошедшее сквозь них.