Невроз и личностный рост: борьба за самореализацию
Шрифт:
Неотъемлемой частью влечения к славе является тяга к знаниям, мудрость, добродетель или сила, причем большие, чем те, которыми может обладать человек, потому что цель здесь – абсолютное, неограниченное, бесконечное. Невротик одержим славой, и ничто меньшее, чем абсолютное бесстрашие, гениальность или святость, его не привлекает. Следовательно, он видит себя как полную противоположность истинно религиозному человеку. Для верующего – один Бог всемогущ; версия невротика – нет ничего невозможного для Меня. Его сила воли должна являть чудеса, его разум должен быть непогрешимым, его предвидение – безошибочным, знание – всеобъемлющим. И здесь самое время появиться теме сделки с дьяволом – она будет проходить по всей книге. Невротик – это Фауст, которого не устраивает то, что он знает много; он должен знать все.
Старт на взлет в безграничное определяется силой потребностей, стоящих
12
В данной философской дискуссии я лишь приблизительно следую мыслям работы С. Кьеркегора «Болезнь к смерти», написанной им в 1844 году. Все цитаты в данном абзаце взяты из нее.
В погоне за славой сбоят препятствия для воображения. Это не говорит об общей неспособности видеть необходимость и подчиняться ей. Результатом особого направления невротического развития может стать убеждение многих, что безопаснее ограничить свою жизнь, и в таком случае возможность унестись в фантастичный мир рассматривается как опасная возможность, которой следует избегать. Они могут не пускать в свое сознание все, что кажется им фантастичным, питать отвращение к абстрактному мышлению и панически цепляться за все видимое, осязаемое, конкретное или приносящее сиюминутную пользу. Но даже если сознательная установка по отношению к этим вопросам является различной, каждый невротик в душе очень неохотно признает ограничения в том, чего он от себя ожидает и считает возможным достичь. Его потребность в актуализации своего идеального образа так настырна, что ему проще отмахнуться от всех проверок, как от неважных или несуществующих.
Чем решительнее вступает в свои права его иррациональное воображение, тем вероятнее, что все реальное, определенное, конкретное или законченное должно ему внушать страх. Он склонен ненавидеть время, потому что это нечто определенное; деньги, потому что они конкретны; смерть, потому что она окончательна. Но он может также ненавидеть иметь конкретное желание или мнение и, следовательно, избегать определенности в обязательствах или решениях. Для наглядности приведу пример одной пациентки, которая имела фантазию стать блуждающим огоньком, пляшущим в луче лунного света: периодически она испытывала чувство ужаса, глядя в зеркало, – не потому, что она видела свои несовершенства, а потому, что оно заставляло ее понимать, что у нее определенные очертания, она вещественна, «пришпилена к конкретному телу». Зеркало заставляло ее почувствовать себя птицей с прибитыми к доске крыльями. И когда такие чувства врывались в ее сознание, ей хотелось разнести зеркало вдребезги.
Конечно, развитие не обязательно доходит до таких крайностей. Но каждый невротик, даже если он на первый взгляд кажется здоровым, ненавидит сверку с реальностью, когда она касается его конкретных иллюзий о себе самом. По-другому быть не может, потому что в противном случае иллюзии исчезнут. Установка по отношению к внешним законам и правилам может быть различной, но невротик всегда стремится отрицать законы, действующие внутри него самого, намеренно закрывает глаза на причинно-следственные связи в физическом мире или на то, что один фактор следует из другого или усиливает его.
Невротик способен найти множество путей для того, чтобы закрыть глаза на очевидное. Он делает
Остается с большей ясностью провести различие между погоней за славой и здоровыми человеческими устремлениями. Внешне они обманчиво похожи, причем настолько, что кажется – различается только их интенсивность. Это можно представить так, как если бы невротик оказался более честолюбив, более озабочен властью, престижем и успехом, чем здоровый человек; как если бы его моральные стандарты просто были выше или жестче обычных; как если бы он всего-навсего был более самонадеянным или считал себя более важной персоной, чем обычно считают себя люди. И действительно, кто рискнет провести водораздел и скажет: «Здесь кончается здоровье и начинается невроз»?
Сходство между здоровыми стремлениями и невротическими влечениями существует, поскольку они имеют общие корни в способностях, заложенных в каждом человеке. Интеллектуальные способности позволяют человеку расширить границы себя. Он может воображать и планировать, что не дано животным. Различными способами он может постепенно множить и совершенствовать свои умения и, как показывает история, действительно этого достигает. То же справедливо и для жизни отдельного индивида. Практически нет ограничений тому, с чем он может справиться в своей жизни, тем качествам и умениям, которые он может в себе развить, и его творческим способностям. Поэтому закономерно, что человек не ведает своих границ и, следовательно, легко ставит себе слишком низкую или слишком высокую планку. Это неведение – та основа, из которой и берет свое начало погоня за славой.
Основное различие между здоровыми стремлениями и невротическим влечением к славе лежит в их побудительных мотивах. Здоровые стремления проистекают из присущей человеку склонности к развитию заложенного потенциала. Мы всегда ставили основным принципом нашего теоретического и терапевтического подхода уверенность во внутренней потребности в росте [13] . И чем больше накапливалось опыта, тем крепче становилась эта уверенность. Впрочем, я бы все же уточнила формулировку. Теперь я сказала бы (возвращаясь к первым страницам книги), что каждого человека к самореализации двигают живые силы его реального Я.
13
Под словом «нашим» я имею в виду подход Ассоциации развития психоанализа. Во вступлении к работе «Наши внутренние конфликты» я писала: «Я уверена, что человек может и хочет развивать заложенные в нем способности». См. также работу Курта Гольдштейна «Природа человека» (Goldstein Kurt. Human Nature. Harvard University Press, 1940). Гольдштейн, однако, не проводит различия – замечу, ключевого различия – между самореализацией, то есть осуществлением реального Я, и воплощением в жизнь идеального Я.
И наоборот, из потребности в воплощении идеального Я рождается погоня за славой. Это различие фундаментально, потому что все прочие есть уже его следствие. Поскольку самоидеализация – невротическое решение и как таковая – компульсивна по своему характеру, естественно, что все влечения, которые являются ее результатом, также компульсивны. Пока невротик вынужден цепляться за свои иллюзии о себе, он не в состоянии признать своей ограниченности, и, как результат, погоня за славой уходит в неограниченное. Поскольку он одержим только одной целью – достижением славы, ему становится безразличным процесс обучения, деятельности или постепенного продвижения вперед; к таким вещам он в принципе относится презрительно. Он не хочет долгого восхождения на гору, он хочет сразу оказаться на вершине. Следовательно, он уже не имеет четкого представления о том, что означает эволюция или рост, даже рассуждая о них. И наконец, поскольку за создание идеального Я требуется платить знанием правды о себе, а его воплощение в действительность возможно за счет дальнейшего искажения этой правды, воображение охотно приходит на помощь. Таким образом, в большей или меньшей степени, но он теряет заинтересованность в истине и умение различать правду и неправду – и на этой утрате тоже лежит ответственность за его трудности в различении между искренними чувствами, убеждениями, стремлениями и их эрзацами (бессознательными претензиями) в себе и в других. Происходит смещение акцента с «быть» на «казаться».