Невроз и личностный рост. Борьба за самоосуществление
Шрифт:
* Д.Т.Судзуки. «Эссе о дзен-буддизме».
Устраненный интерес может также быть открытым поиском недостатков, ликующим, садистическим. В таких случаях он часто вынесен вовне, активно и пассивно. Личность как бы поворачивается к себе спиной и наиболее острые наблюдения делает над другими и их проблемами – так же отстраненно, безотносительно. Или же невротик чувствует на себе ненавидящий и торжествующий взгляд – чувство, присущее паранойяльному состоянию, но никоим образом им не ограниченное.
Какого сорта не было бы это наблюдение за собой, он больше не участвует во внутренней борьбе и отходит от своих внутренних проблем. «Он» – это его наблюдающий разум, и как таковой приобретает ощущение цельности; его мозг – единственная часть его существа, которая чувствует себя живой.
Разум также работает как координатор. С этой его функцией мы уже знакомы. Мы следили за работой воображения в самом начале создания идеального образа, за неослабным его трудом
Функция координации также задействована в исключении любых сомнений в себе, тем более неизбежных, чем больше разброда и шатаний в структуре в целом. При этом появляется, цитируя пациента, «логика фанатика», обычно идущая об руку с непоколебимой уверенностью в своей непогрешимости. «Моя логика безупречна, потому что только она и логична... Если другие с ней несогласны, то они идиоты». В отношениях с людьми такая установка проявляется как высокомерная правота. Что касается внутренних проблем, то она закрывает двери перед конструктивным исследованием, но в то же время уменьшает напряжение, устанавливая определенность бесплодия. Как это часто оказывалось верным в других невротических контекстах, противоположная крайность – всеохватывающие сомнения в себе – приводит к такому же исходу, к уменьшению напряжения. Если ничто не таково, каким кажется, зачем беспокоиться? У многих пациентов этот всепроницающий скептицизм может быть достаточно скрытым. На поверхностный взгляд, с благодарностью принимая все, они делают мысленные оговорки, в результате которых их собственные чувства, как и предположения аналитика, теряются в зыбучих песках.
И, в-третьих, разум – магический руководитель, для которого, как для Бога, невозможного нет. Знание о внутренних проблемах больше не шаг к изменениям, а уже и есть изменение. Пациенты, безотчетно исходящие из этой предпосылки, часто недоумевают, почему то или иное нарушение не исчезает, когда они так хорошо знают его динамику. Аналитик скажет, что, должно быть, еще остаются существенные факторы, о которых они не знают, – что обычно верно. Но даже когда другие, имеющие отношение к делу, факторы выходят на свет, ничего не меняется. Пациент опять изумлен и обескуражен. Так что продолжается бесконечный поиск все новых знаний, которые сами по себе ценны, но, тем не менее, обречены быть бесполезными, пока пациент настаивает, что эти знания должны разгонять любые тучи в его жизни без каких-либо настоящих перемен в нем самом.
Чем больше он пытается управлять своей жизнью посредством голого интеллекта, тем более нестерпимо для него признание, что в нем существуют бессознательные факторы. Неизбежность их вторжения может возбудить у иных чрезмерный страх, а иные отметают ее, пытаются прогнать рассуждениями. Это особенно важно в том случае, если пациент увидел в себе невротический конфликт в первый раз, хотя бы и очень нечетко. Он внезапно понимает, что даже при его способности к рассуждению или воображению он не может сделать несовместимое совместимым. Он чувствует себя в ловушке и может испугаться. Тогда он напрягает все свои умственные способности, чтобы отвернуться от конфликта. Как бы ему перехитрить его?* Как выйти сухим из воды? Где дыра в ловушке, через которую можно удрать? Простота и ловкачество не уживаются вместе – хорошо, разве нельзя в одних ситуациях быть простаком, а в других – ловкачом? Если же его влекут мстительность и гордость ею, и одновременно идея умиротворенности держит его в своих объятиях, его захватывает мысль достичь умиротворенной мстительности, представление о том, чтобы невозмутимо идти по жизни, устраняя оскорбителей своей гордости, как отстраняют лезущие в лицо ветки. Такая потребность изворачиваться может дойти до подлинной страсти. Вся работа, проделанная ради того, чтобы конфликт приобрел четкие очертания, идет насмарку, но зато восстанавливается внутренний «мир».
* См. «Пер Гюнт» Г.Ибсена, сцену с Великим Кривым.
Все эти средства различным путем снимают внутреннее напряжение. Некоторым образом, мы можем назвать их попытками решения, поскольку во всех них принимают участие силы интеграции. Психическая фрагментация, например, помогает достичь отделения друг от друга конфликтующих тенденций, и конфликт тем самым больше не воспринимается как конфликт. Если человек воспринимает себя как наблюдателя над самим собой, он тем самым устанавливает чувство единства. Но мы, наверное, не опишем человека в достаточной мере, сказав только, что он собственный зритель. Все будет зависеть от того, под каким углом он на себя смотрит, и что он видит, глядя на себя. Сходным образом, процесс экстернализации касается лишь одного аспекта невротической структуры, даже если мы знаем, что и как выносится вовне. Другими словами – применение всех эти средств – только частичное решение. Я предпочла бы говорить о невротическом решении только в том случае, если оно носит всеобъемлющий характер, как это описано в первой главе. Оно придает форму и задает направление личности в целом. Оно определяет, какого рода возможно удовлетворение,
Глава 8. РЕШЕНИЕ ЗАХВАТИТЬ ВСЕ ВОКРУГ: ЗОВ ВЛАСТИ
При любом виде невротического развития ядро проблемы – отчуждение от себя; но мы всегда обнаружим погоню за славой, Надо, требования, ненависть к себе и различные средства уменьшения напряжения. Как же действуют эти факторы в конкретной невротической структуре? Такая общая картина у нас еще не сложилась. Она зависит от того, какое решение найдет личность для своих внутренних конфликтов. Однако прежде чем мы сможем адекватно описать эти решения, мы должны прояснить внутреннюю расстановку сил, произведенную гордыней, и возникшие при этом конфликты. Мы знаем, что между подлинным я и гордыней существует конфликт. Но, как я уже указывала, главный конфликт возникает также внутри самой гордыни. Самовозвеличивание и презрение к себе еще не создают конфликта. Фактически, пока мы мыслим только в рамках этих двух диаметрально противоположных образов себя, мы знаем о противоречивых и все-таки дополняющих друг друга самооценках – но мы не сознаем конфликтующих влечений. Картина меняется, когда мы смотрим на нее с другой точки зрения и сосредоточиваемся на вопросе: как мы воспринимаем себя?
Внутренняя расстановка сил создает фундаментальную неуверенность в ощущении себя собой, своей самотождественности. Кто я? Я гордый сверхчеловек или робкое, виноватое, презренное создание? «Тварь дрожащая или право имею?» Не поэт и не философ обычно не поднимают этих вопросов сознательно. Но существующее недоумение проявляется в сновидениях. Потеря самотождественности может найти в них многообразное, прямое и емкое выражение. Спящему снится, что он потерял паспорт или что его просят назвать себя, а он не в состоянии. Или старый друг сам вдруг приходит к нему, но выглядит совсем иначе, чем он помнит его. Или он смотрит на портрет, но в раме заключен чистый холст.
Гораздо чаще спящий не озадачен явно вопросом своей самотождественности, но говорит о себе, используя дивергентные символы: несколько разных людей, животных, растения, неодушевленные объекты. В одном и том же сновидении он предстает самим собой, сэром Галахадом и ужасным чудовищем. Он может быть захваченным заложником и бандитом, тюремщиком и заключенным, судьей и подсудимым, палачом и жертвой, перепуганным ребенком и гремучей змеей. Такая театрализация собственной личности показывает нам дивергентные, в разные стороны тянущие силы, действующие во внутреннем мире человека, и интерпретация может оказать большую помощь в их осознании. Тенденция спящего к «уходу в отставку», например, заявляет о себе тем, что в его сновидении важную роль играет пенсионер; испытывающему отвращение к себе снятся тараканы в кухне на полу. Но в этом не все значение театрализации собственной личности. Самый факт ее наличия (почему мы здесь и упоминаем о ней) также указывает на нашу способность воспринимать себя как разные сущности. Та же способность проявляется также в зачастую вопиющих расхождениях между тем, как личность воспринимает себя наяву, и тем, как во сне. В своей сознательной дневной жизни – он человек выдающегося ума, благодетель человечества, для него нет невозможного; а в сновидениях – он уродец, слюнявый идиот, пьянь в канаве. Наконец, даже в своем сознательном самовосприятии невротик может колебаться от ощущения самонадеянного всемогущества до ощущения себя последней дрянью на свете. Это особенно очевидно у алкоголиков (хотя ни в коем случае ими не ограничивается), которые в один момент парят в небесах, делают широкие жесты и дают грандиозные обещания, а в следующий – валяются в ногах и попрошайничают.
Эти разные самовосприятия соответствуют существующей внутренней конфигурации. Оставляя в стороне более сложные возможности, невротик может ощущать себя своим возвышенным я, презренным я, а по временам – самим собой, своим истинным я, хотя последнее в основном блокировано. Следовательно, он не может не чувствовать неуверенности по поводу своей самотождественности. И до тех пор пока его внутренняя конфигурация остается прежней, вопрос «кто я?» остается без ответа. В связи с этим нас больше всего интересует неизбежность конфликта между этими различными самовосприятиями. Точнее говоря, конфликт неизбежен, потому что невротик отождествляет себя в целом со своим возгордившимся высшим я и презренным я. Если он воспринимает себя высшим существом, он склонен быть захватническим в своих стремлениях и в убеждениях по поводу того, чего он может достичь; он склонен быть более или менее открыто высокомерным, амбициозным, агрессивным и требовательным; он ощущает самодовольство; он пренебрегает другими; он требует восхищения или слепой покорности. И напротив, если он предстает перед собой низшим существом, он склонен чувствовать себя беспомощным, уступать и подлаживаться, зависеть от других и испрашивать их милости. Другими словами, его отождествление в целом с разными я влечет за собой не только противоположные самооценки, но и противоположные установки по отношению к другим, противоположное поведение, противоположные системы ценностей, противоположные влечения и противоположные виды удовлетворения.