Невыдуманные приключения Свена Хедина

Одельберг Аксель

Иногда я пишу, о чем Хедин думал, о его оценках и выводах. У читателя, возможно, возникнет вопрос, откуда я это могу знать. Ответ простой: Хедин сам записывал свои мысли.

В книге встречается множество названий различных мест, рек, гор и других географических обозначений. Я использовал те же названия, что и Хедин, — и по большей части в его транскрипции.

В первую очередь эта книга рассчитана на широкого читателя, а не является научным исследованием, хотя и содержит ряд неизвестных ранее фактов.

Аксель Одельберг Стокгольм, январь 2008 года

Пролог

Берлин,

16

октября 1939 года

Черный «мерседес» с трепещущими на крыльях красными флажками со свастикой затормозил перед рейхсканцелярией. У входа выстроились в два ряда стоящие по стойке «смирно» солдаты почетного караула в парадной форме. Пожилой господин в пальто, шляпе, с шикарными ухоженными усами вышел из машины. Размашистым шагом он поднялся по ступенькам к обрамленному колоннами входу. Начальник караула приветствовал его, вздернув правую руку в нацистском приветствии.

Церемония льстила тщеславию господина и более чем соответствовала его любви к помпезным представлениям, он наслаждался. Кульминацией — дабы потешить эго — или, может быть, немаловажной заключительной деталью стала красная ковровая дорожка, расстеленная вдоль лестницы. В вестибюле рейсхканцелярии четыре ливрейных лакея позаботились о шляпе и пальто. Рослый мужчина в форме, окруженный другими военными, сердечно приветствовал гостя.

— Господин доктор Мейсснер, — воскликнул усатый господин, — я очень рад увидеться с вами снова!

Они встретились в первый раз в 1915 году на Восточном фронте, тогда Мейсснер был лейтенантом немецкой армии, позже он дослужился до начальника штаба у Гинденбурга. Сейчас, 16 октября 1939 года, Мейсснер занимал должность государственного секретаря.

Обмениваясь любезностями и вежливыми фразами, оба господина прошли через огромный парадный зал канцелярии. Звук шагов отражался гулким эхом от мраморных стен. Примерно посередине зала они свернули вправо, прошли через монументальный дверной портал в относительно небольшую приемную с круглым столом и креслами вокруг. Они оказались перед плотным мужчиной в форме с гладко зачесанными назад волосами и приметным слегка искривленным носом. «Мартин Борман», — отметил про себя усатый господин, узнав ближайшего помощника Гитлера.

Усач опустился в одно из кресел. Большие настенные часы пробили двенадцать. Мейсснер исчез за дверями в противоположном конце приемной, но почти сразу же вернулся обратно, взял посетителя под руку и проводил в смежную комнату. Гость огляделся: красиво, но не кричаще, — навстречу ему, протягивая на ходу руку, шел хозяин кабинета.

— Сердечно рад приветствовать вас, господин доктор Хедин, — сказал Адольф Гитлер, дружески пожимая ему руку. — Мне действительно очень хотелось снова встретиться с вами.

Свен Хедин и Адольф Гитлер души не чаяли друг в друге. Фюрер еще подростком зачитывался книгами известного на весь мир шведского исследователя, и они оставили в нем неизгладимый след. Что же касается Хедина, то он видел в Гитлере долгожданного лидера, возрождающего величие Германии после унижения Версальского мира. Хедину всегда импонировали сильные личности,

он видел в них отражение своей силы и своего собственного величия.

Это была их третья встреча, организованная без проволочек в срочном порядке. Не привлекая внимания, Хедин приехал в Берлин двумя днями ранее. Перед этим несколько заметных в Швеции фигур, в том числе лесной магнат Карл Кемпе, посетили Хедина в Стокгольме и уговорили его использовать свое имя и связи в Германии с тем, чтобы, пока не началась большая война, склонить Гитлера договориться с британцами.

Кроме того, шведский король Густав V просил Хедина выяснить, как Гитлер относится к идее мирной конференции под королевским патронажем. Что же касается самого Хедина, то его крайне интересовала позиция фюрера в финском вопросе. Советский Союз только что занял Балтийские страны, и Сталин вызвал президента Паасикиви в Москву, требуя от Финляндии территориальных уступок.

Пакт Молотова — Риббентропа — договор о ненападении между Германией и Советским Союзом — стал непосредственной основой для развития этих событий. Был открыт путь русской экспансии на запад, что создавало потенциальную угрозу Швеции. Хедин хотел, чтобы Гитлер надавил на Россию в финском вопросе, что одновременно было и в интересах Швеции. Он вновь чаял выступить в своей любимой роли — героя-одиночки.

Гитлер усадил Хедина в уголок длинного кожаного дивана, а сам устроился в кресле напротив. Хедин плохо видел, он сильно щурился, глядя на фюрера, который сидел спиной к окну. Гитлер славился тем, что во время аудиенций по большей части говорил сам. Чтобы не оказаться пассивным слушателем и захватить инициативу, Хедин первым начал разговор.

— Господин рейхсканцлер, дома, на севере, мы не можем не ощущать растущей тревоги по поводу пристального интереса России к Финляндии, — сказал Хедин. — Как будет реагировать Германия в том случае, если Россия захватит Финляндию?

— В этом случае Германия будет придерживаться строгого нейтралитета, но я не очень верю в возможность подобного развития событий, — ответил Гитлер.

— Но если Швеция, связанная с Финляндией уже шестьсот лет, поможет ей, какой будет ваша реакция?

— Как я уже сказал, мы будем сохранять полный нейтралитет, но не думаю, что шведская помощь в случае действительно серьезного конфликта будет много значить. Что же касается возможности помощи северным странам от самой Германии, то у нас нет ничего лишнего, — сказал Гитлер и раздраженно повысил голос: — Шведские, норвежские и финские газеты после моего прихода к власти расписывают меня и мою работу только черными красками, позорят и клевещут.

Разговор перешел к военным вопросам.

— Англичане думают, что они могут победить Германию, но я очень основательно побеспокоился о снабжении страны. С первого дня войны мы ввели карточки повсюду, вплоть до самой крохотной деревушки. У нас есть резина, бензин и запасено все необходимое сырье на пять лет вперед. Ни немцы, ни наша промышленность не будут голодать, — сказал Гитлер.

Он не понимал, почему британцы объявили ему войну.

— Им не за что воевать, у них нет никакой определенной цели, а нам тоже ничего не надо — ни в Англии, ни во Франции.