Невыдуманные рассказы
Шрифт:
— Понимаешь, лейтенант, пока нет в руках веских доказательств, говорить с подозреваемым в большинстве случаев бесполезно. Рассчитывать на признание жуликов — дело пустое. Такое желание у людей этой категории появляется, как правило, лишь под воздействием неопровержимых улик.
— Это, товарищ майор, верно лишь в отношении закоренелых преступников. А эти — начинающие.
— Хороши начинающие, если подозреваются в таких хищениях. Нет, это ребята из молодых, да ранние. Голыми руками их не возьмешь.
Вот почему со своими «знакомыми» лейтенант Стежков пока не поговорил, хотя знал
Тот, кого ждали парни, да и Стежков тоже, пришел, Но не захотел появляться в зале. Прислал величественного метрдотеля. Парни, однако, уже подвыпили, на столе у них стояла закуска, источающая дразнящий запах, и выходить они не захотели. Тогда Черненко торопливо подошел к столу. Сел. Оглядевшись по сторонам, сказал что-то. Парни отрицательно закачали головами, налили ему полфужера коньяку, заставили выпить. Он выпил, стал торопливо есть и все говорил, говорил возбужденно, нервно, напористо.
Трудно сказать, сумел ли бы он убедить упрямых приятелей, если бы в зале не появился плотный лысоватый человек. Он вышел из-за штор одного из кабинетов, оглядел зал и, как будто не спеша, направился к столу, за которым сидела троица. Черненко вскочил, что-то начал торопливо объяснять, но лысоватый задерживаться не стал, бросил ему в ответ несколько слов и той же размеренной походкой направился к выходу. Парни поспешили за ним.
Стежков не видел этого человека в лицо и лихорадочно думал: «Кто же это?» В походке, в посадке головы, в крутой покатости плеч этого человека было что-то знакомое. И только когда тот повернулся от двери, чтобы убедиться, идут ли за ним парни, Стежков узнал его: это был Кружак.
Стежков вышел в вестибюль вслед за ними. Сквозь стеклянные лопасти крутящейся двери он увидел, что Кружак стоит в стороне от входа в ресторан и что-то энергично говорит окружавшим его парням. Совещание шло недолго. Через минуту от ресторана стремительно уходили три таксомотора.
Две серые «Волги» стремительно неслись по Минскому шоссе. Вот Кунцево, Переделкино, еще два или три пригородных поселка. Наконец они повернули направо и через полчаса остановились около глухого высокого забора. За ним темнела приземистая дача. Приезжим долго никто не открывал, давился в неистовой злобе сторожевой пес. Наконец в доме замельтешил свет и скоро прогромыхали запоры.
...В одной из комнат дачи Отара Давыдовича Сумадзе слышались глухие взволнованные голоса.
Приехавшие передали приказ «папаши» — к утру все перевезти в другое место. Сумадзе не соглашался.
— Зачем? Почему спешка? У меня все предусмотрено. День — два, и товар отправим.
— Арестована Муравицкая. Может быть всякое...
— Что она знает, Муравицкая? Да ничего. Не надо суматохи. Только усложним дело. В спешке-то не все предусмотришь.
Его убеждали вновь и вновь, но старик стоял на своем.
Когда раздалась трель электрического звонка от калитки, все удивились: что, уже вернулись машины? Велено ведь позже?
К калитке подошел Черненко.
— Вы, ребята? — спросил он. — Ждите, скоро выйдем.
—
Черненко кинулся обратно на дачу. С побелевшим лицом, задыхаясь от испуга, он сообщил:
— Там, там... МУР.
Разом все повскакали со своих мест.
— Вы привезли их с собой, сопляки! — набросился Сумадзе на парней.
Выяснять отношения, однако, было поздно, у калитки стояла оперативная группа со служебно-розыскной собакой и вокруг дачи ходили люди в штатском.
Сумадзе торопливо прошипел:
— Вы — мои гости. Зашли к дочери. Не знали, что она в отъезде. И все. Поняли? И молчать. Всем молчать. Ничего не знаем. А найти они у меня ничего не найдут.
Слова его действительно как будто сбывались. Обыск шел уже часа два, но ничего пока не дал. Все комнаты, чердак, кладовки дачи были осмотрены, подполье обследовано дважды, но ничего, что интересовало муровцев, не было. Ни одного лоскутка кожи, ни одного сомнительного куска меха. Котиковая шуба? Жены. Соболья накидка? Тоже ее. Еще каракулевая шуба? Дочкина же это, дочкина.
...Майор в задумчивости стоял около летней веранды и жадно курил сигарету. Подошел Стежков.
— В чем же дело, товарищ майор? Может, их хаза в другом месте?
— Вероятнее всего — здесь. Искать надо, искать.
Стежков отошел от майора и, круто поворачивая на тропинку, ведущую к огороду, задел ногой железную бочку. Таких бочек на территории дачи стояло пять штук. Лейтенант прошел уже дальше, чертыхаясь на хозяев-куркулей, которые так лелеют свое огородно-садовое хозяйство. Прошел и остановился. Вновь вернулся к бочке, легонько носком ботинка пнул ее. Раздался негулкий, но чуть звенящий звук... Почему такое? Она ведь с водой? Стукнул ладонью по боку верхнего звена. Вот здесь понятно, звук короткий, быстро глохнущий.
Стежков позвал Дедковского.
— Подозрительны мне эти бочки. Разрешите, опрокину одну?
— А в чем дело?
— Слушайте, — и Стежков повторил свой опыт.
— Действительно, что-то не так. А ну-ка, перевернем.
От крыльца к ним спешил хозяин, истошно крича о том, что нельзя этого делать. «Воду для полива нам приходится носить из соседнего водоема, а это нелегко, надо уважать людской труд».
Дедковский и Стежков, не обращая на него внимания, тщательно осматривали бочку. Стежков разыскал какую-то деревянную планку и резко опустил ее в воду. Планка стукнулась о металл где-то в середине бочки.
— Двойное дно. Факт, — он опрокинул бочку.
Посудина была сделана мастерски. Дно, которым она ставилась на землю, прикрывалось точно подогнанным металлическим кругом, покрытым черной, смолистой мастикой. Под мастикой обнаружилось кольцо. Стежков дернул его, и металлический круг вышел из пазов. Там была вторая крышка, плотно прижатая к стенкам тонкими распорными пружинами. Сняли и эту крышку. Всю емкость нижнего звена бочки занимали... аккуратно свернутые хромовые кожи.
Дедковский велел позвать сотрудников, производящих осмотр дачи. Началось вскрытие остальных четырех бочек. Еще в двух из них были опять-таки кожи, а в остальных двух — тюки с лисьими шкурками...