Невыдуманные рассказы
Шрифт:
Итак, гражданин Лаврентьев, вам предлагается подробно и честно рассказать, как, при каких обстоятельствах вы совершили убийство...
Сначала Лаврентьев впал в какой-то транс, сидел уставившись неподвижным взглядом в пространство. Потом долго молился, прося у бога прощения.
Но уже утром следующего дня сам потребовал, чтобы его вызвали на допрос. Монотонно, скрипуче, со скорбной маской на лице начал рассказывать:
— Пятнадцатого, как вам известно, я рано ушел с работы. Болела голова. На лестничной площадке увидел какую-то девочку. Открыл дверь и позвал ее. Показал ей коробку с игрушками. Повозившись с ними, девочка вышла в переднюю. Затащил ее в ванну... Потом... когда она скончалась...
От его страшного повествования, с деталями и подробностями, от спокойного, размеренного голоса знобило даже видавших виды работников прокуратуры и МУРа.
Свои показания на допросах Лаврентьев подписал собственноручно, не оспаривал ни одного пункта, ни одного доказательства, ни одного заключения экспертизы. Все было настолько ясно, что, как заявил он сам, ему осталось только молиться всевышнему. «Может, хотя бы на том свете он простит мне великий грех».
И каково же было удивление судей, государственного обвинителя, свидетелей, представителей общественности, когда на судебном заседании «раскаявшийся грешник» категорически отказался от своих показаний, не признавал очевидных и неоспоримых улик, вопреки фактам и здравому смыслу, оспаривал все.
К признанию его, оказывается, вынудили оперативные работники, к вещественным доказательствам он отношения не имеет, заключения экспертов — предвзятые и необоснованные...
Наконец выкинул последний «козырь» — стал заговариваться, молоть чепуху, симулировать психическую неполноценность. И хотя всем было ясно, что это лишь примитивная уловка, чтобы затянуть процесс и любым путем уйти от возмездия, суд отложил дело и передал его на новое расследование.
И опять самые квалифицированные следователи взвешивают и проверяют все до мельчайших деталей, терпеливо выслушивают обвиняемого, свидетелей, виднейших специалистов-психиатров, исследовавших подсудимого, изучают улики, вещественные доказательства. Не один, а несколько научно-исследовательских институтов производят тщательнейшие повторные экспертизы.
И опять в полном объеме подтверждена и доказана вина Лаврентьева.
Суд выносит приговор: расстрел.
Он уходит из зала, втянув голову в плечи, стараясь спрятаться за конвоиров, боясь встретиться со взглядами людей, заполнивших зал, — взглядами, полными гнева и презрения.
ОКНО НА ШЕСТОМ ЭТАЖЕ
В один из сумрачных сентябрьских дней на Зеленом бульваре из окна шестого этажа упала женщина.
Осмотр места происшествия, медицинская экспертиза, подробное ознакомление с обстановкой в семье, на работе погибшей позволили следствию сделать вывод, что к смерти Валентины Кривцовой никто не причастен. Правда, несколько настораживал муж Кривцовой. Но тщательная проверка показала, что, хотя он и выпивал частенько и под судом был, видеть в нем прямого виновника происшедшей трагедии оснований не было.
Вывод определился один: уголовного преступления в случае, что произошел на Зеленом бульваре, нет. Прокуратура проверила все материалы и согласилась с заключением следственных работников. Дело было прекращено.
Но через три года неожиданным образом оно возникло вновь.
...У советника юстиции Белова день выдался напряженный и трудный, но, когда он наконец собрался домой, в кабинет зашел помощник и доложил, что в приемной его ждет гражданин Кривцов:
— Говорит, дело исключительно важное.
Белов тоскливо посмотрел на зеленеющие листья за окном, на улицу, залитую теплым светом
— Ну что ж, зовите...
В кабинет вошел мужчина лет сорока, высокий, сутуловатый. Его воспаленные глаза скользнули по лицу Белова и полузакрылись, будто им нестерпимо тяжело было смотреть и на него, и на этот мягкий, предвечерний свет, бивший в окна.
— Кривцов Степан Макарович.
— Проходите, садитесь.
Кривцов положил руки на маленький стол, приставленный к письменному столу Белова, и, не поднимая глаз, тихо, хрипло проговорил:
— Вот пришел сделать заявление. По поводу гибели моей жены... Следователи пришли к выводу, что это несчастный случай, что она сама... оплошала. А я знаю, что все было не так. Меня надо судить.
Прокурору района приходится встречаться с самыми разными посетителями. Один обеспокоен судьбой сына, пренебрегшего законом, другой не согласен с действиями тех или иных органов власти, третий возмущен вольготной обстановкой для расхитителей и хапуг, что создалась на его предприятии, четвертый идет, чтобы «вывести на чистую воду» своих соседей по квартире, чем-то не угодивших ему... Приходят сюда и преступники. Случается и такое. Приходят, чтобы отдать себя в руки закона, снять с души невыносимую тяжесть неизвестности.
Белов внимательно посмотрел на Кривцова:
— Рассказывайте. Подробно. Обстоятельно. Правду! Поняли?
Говорил Кривцов связно и спокойно, будто безучастный ко всему, что было в его прошлой жизни. Белову почти не приходилось задавать ему вопросов, и Кривцов замолкал лишь затем, чтобы в очередной раз закурить.
...Жили мы с Валей почти пятнадцать лет. Познакомились еще в школе. Хоть я старше ее на пять лет, а заканчивали мы вместе. Я не москвич, из костромских. Отец с фронта не вернулся, мать померла через два года после войны. Остался один, родни — только тетка в Москве. Подался я сюда. Заставила меня тетка в школу пойти. Я ведь из пятого класса ушел, как мать слегла. Забыл все. Переросток уж был. За парту еле влезал. Не шла у меня учеба. Да еще насмешки. Как-то вызвала меня учительница к доске. Задумался я что-то, вскочил, да неаккуратно. Верхняя доска от парты вместе со мной и поднялась. Оторвал, значит. Ну, хохот, конечно. Пошел к доске, а в голове уже полная карусель. Поглядела на меня учительница и говорит:
— Что же вы, Кривцов, и уроки не учите, и парты ломаете? Горе мне с вами.
Без злобы, по-доброму сказала, но я решил — уйду. Шепнул об этом соседу по парте. А в перемену подсела ко мне Валя. Маленькая, щупленькая такая... А глаза меня так и сверлят.
— Ты что же это, Кривцов, труса празднуешь? Я ведь слышала, о чем шептались. Глупость это. Самая потрясающая глупость. Ты что, хуже всех? Или у тебя мозги набекрень? А то, что под потолок вырос, не беда. Все вырастем. Тетя Даша с тобой, как с сыном, возится, в люди хочет вывести, а ты...
— Работать пойду, — буркнул я.
— И пойдешь, только школу закончи.
Вечером тетя мне тоже серьезное внушение сделала. Валя, оказывается, уже побывала у нее, ввела в курс дела. Остался я тогда в школе и окончил ее. Валя тянула меня, что называется, за уши.
После школы работать на завод «Сантехника» устроился. К металлу у меня сноровка оказалась, дело пошло неплохо. Через два года уже по четвертому разряду работал, а затем и пятый получил. С Валей встречались редко, больше на ходу. Здравствуй да прощай! Она поступила на работу в какой-то НИИ, а по вечерам училась. Меня тоже все подбивала, чтобы в вечерний техникум пошел. Я попробовал, но оказалось, что дело это нелегкое. Наломаешься за день, на лекциях глаза слипаются. Да и дружки подобрались: то в кино надо сходить, то выпить. Деньжонки уже водились немалые. Не удержался я в техникуме. Бросил.