Невыносимое одиночество
Шрифт:
Солдаты пристально наблюдали за своим замкнутым капитаном во время скачки через Тиведенские леса дождливой, холодной весной. На протяжение всего датского похода и во время боевых действий капитан Микаел Линд из рода Людей Льда каждый вечер бывал болен. Он говорил, что это старая рана в голове.
Возможно, так оно и было. Да, так оно и было! И все думали одно и то же: наш капитан долго не протянет.
9
В Норвегии, в Гростенсхольме,
Снег еще не выпал, лошадям приходилось трудно. Но деревья валить надо было, и мужчины напрягали все силы.
Посмотрев на огромную ель, готовую вот-вот упасть, Андреас сказал:
— Ель повернулась, и одному Богу известно, в какую сторону она упадет.
— Она сделала почти полный оборот, — кивнул Таральд. — Все зависит теперь от того, в каком месте она закреплена…
Некоторое время все вместе обдумывали дело и после обстоятельного обсуждения решили, что знают, где нужно подрубать.
Удары топора гулко отдавались в лесу. На миг все замолчали. Кое-кто стал осматривать другие ели, готовые упасть.
В ход пошла большая пила, потом мужчины опять взялись за топоры. Ель была густой и кряжистой, она прожила много трудных зим.
Вдруг один из парней крикнул:
— Эй, она пошла!
— Уже?
— В другом направлении!
— Смотрите! Смотрите, черт…
— Отец! — закричал Бранд. — Смотри же! Отойди!
Таральд бросился к Аре, который, по-стариковски медленно реагируя на все, пытался разобраться, что к чему.
Все бросились на выручку старику, но только Таральд оказался поблизости.
— Отец! Отец! — кричал Бранд, со страхом глядя на него. — О, Господи! Нет, Боже мой…
Дерево упало. После ужасного треска наступила мертвая тишина.
— Помилуй, Господи… — прошептал Калеб.
Доминик издали заметил его, играя в саду с собакой.
— Папа! Папа приехал, Тролль! — закричал он.
Соскочив с коня, Микаел обнял обоих. Он был так рад! Эти два маленьких, прекрасных существа ждали его, радовались его приезду! Большего Микаел не смог бы вынести, ему и так чуть не стало плохо.
Он не был совершенно одинок в этой жизни. Его существование кого-то радовало.
И снова его поразил золотистый отсвет в глазах сына. Мальчик обнял его за шею, горячо дыша ему в щеку — и к горлу у него подступило что-то теплое, чудесное.
В следующий момент прыгающая от волнения собака повалила обоих на землю — и все превратилось в веселую, беспорядочную возню.
На ступенях стояла Анетта. Микаел с
Улыбка ее была испуганной, застывшей.
— Добро пожаловать домой, дорогой!
Доминик выжидающе смотрел на них, и они оба заметили это. И Микаел наклонился и поцеловал ее руки. По рукам ее прошла легкая дрожь, и он, с его ранимостью, огорчился.
По ее глазам он прочитал, что ее пугает его внешность. Он и сам знал об этом, недавно посмотревшись в зеркало: вид у него был совершенно изможденный. В глазах больше не было жизни, не было никакого желания жить. В них была только боль, безымянная, непонятная боль.
На этот раз Анетта не говорила о военной славе.
— Там было отвратительно?
— Опустошающе мерзко! И совершенно бессмысленно!
— Мы многого добились.
— Разве? — без всякого выражения произнес он.
— И ты вернулся домой. Мы так благодарны за это Господу.
Микаел сбросил с плеч накидку.
— Я искал в бою самые опасные места, потому что хотел погибнуть. Но мысль о вас, оставшихся дома, поддерживала во мне жизнь. Мне хотелось снова увидеть вас.
— Ты не должен так говорить! Искать смерти? Это отвратительно!
— Человек может зайти так далеко, что его больше уже не волнует, отвратительно это или нет.
— Микаел…
Она замолчала, сжав руки. Мальчик побежал помогать работнику управиться с конем.
— Да, что же ты хотела сказать?
— Если хочешь, Доминик может переночевать завтра в Мёрбю.
Он пристально посмотрел на нее. Анетта готова была заплакать от смущения. Она отвернулась.
— Я подумала, что ты хочешь отдохнуть…
Немного помедлив, он ответил:
— Да, спасибо. Спасибо, Анетта!
— Мне кажется, мы могли бы поговорить без помех, — сказала она, опустив глаза.
— Да!
Осторожно положив ей руки на плечи, он притянул ее к себе.
— Микаел… Не здесь! Никто не должен видеть нас.
Что-то взорвалось в нем.
— Что из того, что нас увидят, черт побери? Слуги наверняка изумляются тому, что мы с тобой никогда…
— Микаел! Не ругайся!
— Черт меня попутал, — сказал он, повернулся и пошел.
Некоторое время Анетта стояла, как парализованная, потом пошла за ним.
— Извини, — всхлипнула она. — Прости меня! Я этого не имела в виду.
Он остановился, вздохнул.
— Это я должен извиняться. На этой гротескной войне я мечтал о том, как мы с тобой будем жить. В конце концов я стал принимать свои мечты за действительность. Это было наивно, я знаю. Я так несдержан, Анетта. Теперь я буду следить за собой.
— Мне так стыдно за себя, — с раскаянием произнесла она. — Я так ждала твоего возвращения. Я дала себе обещание попытаться понять тебя, а тут такое неудачное начало.