Невыносимый
Шрифт:
— Ш–ш–ш, — его голова дергается, и он поднимается с колен. Мое имя на его животе заставляет меня открыть от изумления рот, когда я воочию вижу свою работу. "Диана". Так аккуратно и чисто вырезано на его гладкой коже. Его имя вылетело из моего рта, мое имя на его коже… это уже слишком. Но у меня не получается все это тщательно обдумать. Вдруг он нависает надо мной, поглаживая костяшками пальцев мою щеку, с таким выражением на лице, которое я никогда не видела раньше. Жесткие линии, которые обычно искажают его лицо от злости, исчезают. Сейчас он самый красивый мужчина, которого я когда–либо видела, и я не могу заставить себя думать о чем–то другом.
— Просто чувствуй.
Он с силой толкается в мою киску, и я закрываю глаза, полные обжигающих слез. По обоюдному согласию. Да. Здесь нет никакого насилия или борьбы, которые приводят к тому, что я позволяю этому произойти. Я не хочу думать. Чувство вины накроет слишком скоро. Оно уже скручивает и разрывает мое сознание. Как только я останусь одна, много времени на то, чтобы покончить с жизнью, мне не понадобится.
Моя рука поднимается вверх, сжимая его плечо, пока он медленно скользит внутри меня своим членом. Он не избавляется от моего прикосновения. Не следует никакого резкого захвата моего запястья, которое я ожидала. Вместо того чтобы убрать мою руку, он поднимает вторую и обвивает ей свою шею. Поцелуй, которым он прижимается к моему плечу и продвигается к шее, заставляет гореть мои глаза еще сильнее.
— Обними меня, рабыня.
Он приподнимает мой локоть, и я обнимаю его обеими руками. Сжимая мое предплечье, он показывает мне, что желает, чтобы я крепче его обхватила. Все внутри меня протестует, пока я заставляю себя повиноваться. Его губы пытаются уговорить мои открыться, и я зажмуриваюсь сильнее, пытаясь приспособиться к интимной близости, которая противоречит моему внутреннему состоянию. Воспоминания о моей семье наваливаются на меня, и я не сдерживаю всхлип.
— Я не могу это сделать, — вздыхаю я и отворачиваю голову. Выражение его лица, которое я вижу лишь мгновение, подсказывает мне, что Господин вернулся.
— Не можешь это сделать? — он прищуривается еще сильнее, и его взгляд становится злым. Пылающим. Мои руки сдернуты с его шеи и падают на кровать. — Не можешь это сделать? А теперь? Ты можешь сделать это теперь, рабыня? — его рев заставляет мое дыхание участиться, опасаясь, что я нанесла существенный вред. Я открываю рот, но прежде чем успеваю заговорить, его ладонь крепко прижимается к моим губам. — Ни слова. Я все равно с тобой закончил. Я оставлю тебя в твоей комнате, — его член врезается в меня, когда он наклоняется вперед, хватает сначала одну манжету, а затем другую. Я кричу, понимая, что это приносит столько удовольствия, что я едва могу чувствовать страх.
— Ты не можешь оставить меня здесь, — я пробую под ним пошевелиться, ищу способ выскользнуть и расстегнуть оковы. Это бесполезно.
— Я могу сделать все, что захочу. Я — Господин. Тебе лучше не забывать об этом, — его член все еще стоит, когда он уходит, оставляя меня в холоде, который я чувствую не из–за температуры в помещении. Впервые, я действительно его обидела, и я не уверена, что чувствую по этому поводу.
Глава 11
Господин
Почему трахаясь вчера вечером, я подумал, что что–то
Я поднимаюсь вверх по лестнице и прохожу мимо своей двери, направляясь прямо к шкафу, чтобы взять какую–нибудь одежду. Рывками натягиваю на себя ткань, и каким–то образом мне все же удается одеться, а не изорвать вещи. Галстук болтается в моей руке, и я со всей силы бросаю его на кровать. Моя грудь болит так, словно я протянул ей нож и позволил вогнать его себе в сердце, которое не билось с тех самых пор, как я потерял свою семью. Как я мог быть таким глупым? Я снова и снова задаюсь этим вопросом. Мне нужно все исправить. Придется вернуться к первоначальному плану. Дело не во мне и даже не в том, чего я хочу. Необходимо поступить так, как будет лучше для нее.
Я останавливаюсь, позволяя всему этому уложиться в моей голове. Ключи оказываются в руке прежде, чем я успеваю закончить собственную мысль. Звук моих шагов едва различим, когда я спускаюсь по лестнице. Дверь, за которой хранится мой контрольный набор, открыта. Я вхожу, хватаю баночку с таблетками и вытаскиваю темно–красную пилюлю из секретного отсека, лежащую отдельно. Есть только один способ узнать наверняка, насколько далеко готова зайти моя рабыня. Пришло время ее испытать.
Таблетки гремят в пузырьке из–за дрожи в моих руках. Во второй руке я прячу другую таблетку и направляюсь в подвал. Мой желудок сжимается, когда я спускаюсь в тускло освещенную комнату. Диана поднимает голову. Я вижу, что ей страшно. Она отползает к изголовью кровати и прижимает колени к груди. Как только она замечает, что я держу в руках, ее глаза встречаются с моими.
— Покончим с этим, — я подхожу к небольшой раковине и наливаю стакан воды. Отхожу от нее и ставлю кружку на тумбочку. Ее дыхание сбивается, пока она пытается успокоиться.
— Что ты имеешь в виду под "покончим с этим"? Ты сказал, что я должна заслужить смерть.
Я снимаю манжету, и она свободно падает на кровать.
— Ты безнадежна, Диана. Сейчас же снимай другую манжету.
Ее бровь выгибается от обиды. Не уверен, связано ли это с основным заявлением или с тем фактом, что я обратился к ней по имени. Она выглядит нерешительно, протягивая руку и медленно расстегивая пряжку. Невооруженным взглядом видно, как дрожат ее руки, когда она кладет их на колени. Я не сдерживаюсь и не позволяю ей осознать то, что происходит. Крышечка от банки падает на шелковые простыни, и я вынимаю четыре таблетки, перемешивая их с той, которую прятал в руке.
— Две из них убьют тебя. Все пять сделают так, чтобы ты не страдала, — я оставляю их на открытой ладони в ожидании ее выбора. Я смотрю вниз и едва ли могу обнаружить единственную таблетку со снотворным.
— Что, если ничего не выйдет? — она даже не смотрит на то, что я держу в руке. Я чувствую, как зарождается маленькая искорка надежды, когда она смотрит мне в глаза. Если она не возьмет то, что я предлагаю… будет ли это означать, что в действительности она не готова умереть?
— Все получится.