Невыносимый

Ангелини Аляска

— Нет, — произношу я сквозь стиснутые зубы. Я точно знаю, как она будет выглядеть в этом. Если я увижу ее в таком наряде, то все закончится тем… что я разверну Диану как подарок при помощи своего скальпеля.

— Тогда я могу оставить это себе?

Я расслабляюсь в кресле, и мой взгляд возвращается к Диане.

— Зачем? Планируешь носить сам? — поддразнивание не более чем прикрытие. Я пытаюсь разозлить его, чтобы узнать, что происходит на самом деле.

— Смешно, но нет. Послушай, — он замолкает, и я могу почувствовать, как ускоряется мой пульс, эхом отдаваясь

в груди. — Мы оба знаем, что она, вероятно, будет в порядке. Я хочу вернуться с ней в Портленд. Чтобы попытаться помочь ей самостоятельно. Есть много рабов, желающих попасть к тебе. Позволь мне забрать ее, а ты сможешь взять нового.

Руки сжимаются в кулаки от рева, который безвучно раздается в моих ушах.

— Ты хочешь забрать мою рабыню, Джейми? — угроза в моем голосе очевидна, и я уверен, что он ее слышит.

— Господин, — он колеблется. — Если у тебя нет возражений, то конечно… я сделаю это. Я хочу ее. Мне кажется, что есть шанс того, что мы сможем найти общий язык.

— Найти общий язык… — улыбка растягивает мой рот, но она не выглядит счастливой. Садистская часть меня умоляет причинить ему боль за то, что он просто посмел спросить об этом. — Давай представим, что я тупой. Ты думаешь, что найдешь с ней общий язык настолько, что сможешь ее трахать, да?

— Иисус, — выдыхает он. — Послушай, она мне нравится. Если я тоже ей понравлюсь, то это будет не просто трах. К тому же, я готов остепениться.

Ухмылка становится шире.

— О, даже так? Я об этом не знал. С каких пор? Если мне не изменяет память, ты расстался с Жасмин за две недели до того, как я получил Диану. Почему бы просто не вернуться к ней?

Снова тишина.

— Диана поймет меня лучше, чем любая другая женщина. Она знает, через что я прошел. Побывал в аду и вернулся назад. Мы разожжем искру, я просто знаю это. Пожалуйста. Позволь мне забрать ее с собой через несколько дней. Я обустрою свою квартиру так же, как твой дом. По крайней мере, пока она не будет чувствовать себя достаточно хорошо. Так будет лучше для всех. Если она ничего ко мне не почувствует, то не проблема. Я все равно продолжу помогать ей стать лучше, и она сможет двигаться по жизни дальше точно так же, как если бы осталась с тобой.

Бл*дь, он предоставляет мне реальный выход из ситуации. Но просто отдать Диану ему? Я отрицательно качаю головой.

— Нет. Я не могу этого сделать, Джейми. Мне жаль, но я несу за нее ответственность. Если что–то случится, то это будет моя ошибка, независимо от того, будет там твоя вина или нет.

Диана встает потягиваясь. Она поворачивается лицом к моей двери, и я цепляюсь кончиками пальцев за стол. Боже, я хочу ее все больше и больше. Я жажду повторить то, что мы разделили вчера вечером… прежде чем я все испортил.

— Тогда, можно я буду приезжать, чтобы навестить ее? Возможно, если мы проведем вместе некоторое время, она сможет узнать меня лучше? Это поможет ей исцелиться изнутри. Нужен кто–то хороший… ну, не такой, как ты.

Мои брови сходятся вместе.

— Мы поговорим об этом позже. Ты уже близко?

— Да, фактически я почти на месте. Я просто подумал, что мог бы позвонить,

потому что это сводит меня с ума, но я знаю, что мы не сможем поговорить при ней.

Я встаю, отодвигая кресло.

— Увидимся, когда ты будешь здесь, — связь обрывается, и я убираю телефон в карман. Диана все еще стоит и смотрит в сторону моей двери, когда я вхожу в ее комнату.

— Ты закончила?

Горечь. Да. Ее окружает невидимая аура горя, которая притягивает меня, хотя все, что я хочу сейчас сделать — это утешить ее из–за того, что сегодня утром повел себя, как мудак. Никаких сладких слов. Ни поцелуев, ни объятий за то поразительное удовольствие, которое она подарила мне накануне вечером. Всего одно слово, когда ее глаза открылись, и она улыбнулась мне. Ванная комната.

Я хотел заставить ее вернуться к рутине. Гнев от ситуации исказил мой голос, и красивое выражение, которое было на ее лице, растаяло, словно я дал ей пощечину. Бл*дь, никогда в жизни я не чувствовал себя большим ублюдком.

— Да, Господин, — она отходит, берет листок бумаги и приносит его мне. Я забираю лист и вижу, как она ломается, становясь на колени у моих ног. Она подчиняется беспрекословно. Я не говорил ей этого делать, но Диана инстинктивно знает, что я заставлю ее встать на колени, как и этим утром, когда включал воду.

Я медленно поднимаю бумагу вверх, по–прежнему не в состоянии сфокусироваться. Черные буквы сливаются в единое целое, пока я, наконец, не нахожу вступление. Чем дальше я читаю, тем сильнее округляются мои глаза, когда моя рабыня ссылается на степень значимости рака в жизни общества. Когда я приказал ей написать речь, то забыл, что она была медсестрой, и каждый день видела, как страдают дети.

Продолжая вглядываться в текст, я вчитываюсь в каждое предложение и сопоставляю его с тем, что мне придется произнести. В прошлом я сам писал свои речи. Разница поразительная. Сочувствие. У нее оно есть. У меня… не очень. Не потому, что я не сопереживаю пациентам, а потому что я не испытал той боли, которую видела она.

— Это замечательно. Ты все сделала хорошо, — тянусь рукой к ее волосам и ощущаю тяжесть в груди, когда прижимаю голову Дианы к своему бедру. Господи, как бы я хотел, чтобы она осталась со мной навсегда в качестве партнера. Как во снах. Но это невозможно. Я не могу держать здесь двух рабов одновременно. Мне нужно быть сосредоточенным. Но я не смогу этого сделать, если все мое внимание будет обращено на Диану. Слишком большая ответственность, даже чтобы попытаться. Кто–то может умереть, а я не могу позволить этому случиться.

— Я рада, что тебе понравилось, Господин. Писать больно, но мне кажется я знаю, чем должна заниматься.

Я приседаю перед ней, пальцем приподнимая ее подбородок, заставляя встретиться со мной взглядом.

— И что это значит?

— Патронаж. Не с детьми и не в этой области, но я все еще могу помогать.

Поднимаю руку и прижимаю ее к щеке Дианы. Она мгновенно откликается на мое прикосновение. Быстрый рывок в сторону говорит мне, что она слишком поздно осознает свой промах.