Невыполнимая миссия в Сомали
Шрифт:
Глава 13
Браве было девятьсот пятьдесят лет, но она выглядела старше тысячи на три. Грязно-серые кубики домов, зажатые между пустыней и громадным пляжем, старая мечеть и разрушенный мол, тянущийся до рифов. Рыбацкие лодки, стоящие на якоре в подобии естественной бухты между рифами и пляжем. А вокруг верблюды и большой лагерь кочевников на краю деревни.
Малко прищурился от ослепительного солнца.
– Джаале, вас примет руководитель района, – торжественно объявил высокий грузный сомалиец, глаза которого были скрыты очками, что делало его
Товарищ Абшир, руководитель Революционной социалистической партии в Браве, встретил их у въезда в деревню. «Лендровер» остановился возле подобия арки. Напротив двухэтажного строения, которое станет их резиденцией, с надписью по-сомалийски и по-арабски на плоской крыше «Мечта Гууска».
– Заходите, – пригласил Абшир.
Фуския вошла первой. Чтобы подавить свой страх. Не было заметно, чтобы Абшир был удивлен. Немецкого он не знал, а английский – чуть-чуть. Абди объяснил ему по-сомалийски, что Фуския – подруга крупного партийного чиновника и что «гид» джаале Ламбрехта сделал остановку в пути, чтобы повидаться с девочками. По длинному коридору они вошли в небольшой внутренний дворик, посреди которого стояла огромная туша с очень темной кожей в великолепной леопардовой шапочке, из-под которой выбивались курчавые волосы, и хитро поглядывала на них смеющимися глазами. Типичный весельчак.
– Джаале Али Хадж <святой> Абокор, – объявил Абшир, – руководитель района.
На Малко руководитель едва взглянул. Но при виде Фускии у него в глазах появилось откровенное грубое вожделение. Он пробормотал несколько приветственных слов, а Абшир тут же превратил их в долгую пропагандистскую речь. После нескончаемого «чена» <чен – чай> их отвели в номера, окна которых выходили в другой внутренний дворик. Руководитель района старался задеть Фускию в узком коридоре при каждом удобном случае. Через Абшира он объявил:
– Я рад встретиться с товарищем журналистом, так как в его последний приезд в Браву я совершал свое десятое паломничество в Мекку.
Малко расцеловал бы его. Он обернулся к Абширу.
– Мне хотелось бы посетить лагерь кочевников, которых вы перевели на оседлый образ жизни, – попросил он. – Когда я приезжал последний раз, их еще тут не было.
– Хорошая мысль, джаале, – важно одобрил Абшир. – Вам надо понаблюдать, как они ловят рыбу. Сегодня вечером джаале Али устраивает ужин вместе с советским джаале, который помогает нам советами на рыбной ловле. К сожалению, это не тот русский, что был в прошлый раз. Определенно, с Малко Бог. Он в Браве, и он – Хельмут Ламбрехт. Только Фуския все еще держалась, как натянутая пружина.
Он с удовольствием смотрел на прощающихся хозяев. Ему хотелось поскорее остаться одному, чтобы поразмышлять. Едва дверь закрылась, как Фуския рухнула на постель, готовая к истерике.
– Я боюсь, – запричитала она.
– Пока все идет хорошо, – сказал Малко, чтобы успокоить мулатку.
– Теперь надо узнать, где заложники. Мне кажется, ты очень нравишься руководителю района. Он не выглядит убежденным социалистом.
Малко был полон решимости использовать все средства. Фуския мрачно взглянула на него.
– Даже если ты их найдешь,
Могадишо...
Это на другой планете. Слава Богу, нет телефона...
– Сначала давай найдем их, – сказал Малко. – Потом посмотрим.
Он принял душ и вышел, оставив Фускию отдыхать. Абди устроился в соседней комнате на походной койке и тут же уснул. Но когда Малко прикоснулся к нему, он мгновенно вскочил. Удивительно: сомалиец и спал в черных очках.
– Все хорошо? – поинтересовался Малко. – Не слишком много вопросов задавали?
– Порядок, – ответил шофер. – Они ни о чем не подозревают. Руководитель района находит, что Фуския очень красива. Ему на политику плевать. Но надо остерегаться Абшира. Здесь его называют «гадвен», «горлодер». Это – стукач, присланный из Могадишо. Будущий руководитель района.
– Он не был знаком с Ламбрехтом?
Абди покачал головой:
– Нет, он тогда был в школе партийных кадров в Могадишо. Али Хадж ненавидит Абшира, потому что тот хочет занять его место. Али добрый мусульманин. Настоящий верующий, который десять раз был в Мекке. И поэтому он имеет право на звание Хадж.
– Он, похоже, любитель женщин! – иронически заметил Малко.
– Конечно! – сказал Малко. – Но пророк не говорил, что нельзя любить женщин, раз он разрешил, чтобы жен было четыре! Аллах Акбар!
Малко улыбнулся.
– Когда мы прибудем в лагерь, оставайтесь все время со мной. Я хочу разыскать одну кочевницу. Ее зовут Хаво. Она может нам пригодиться.
– Эти люди кочевали, у них ничего не было; теперь они счастливы, получили дома и школы. Это – успех джаале Сиада Барре, главы Верховного революционного совета.
Абшир декламировал свою речь монотонным и убежденным голосом. Под палящим солнцем, перед несколькими кочевниками в лохмотьях с абсолютно ничего не выражающими лицами. Во всяком случае, не испытывающими того счастья, которое живописал партийный руководитель. Малко, увешанный камерами, огляделся. Несколько кочевников, обращенных в рыбаков, вяло строили дом из блоков.
Лагерь находился на склоне холма, лишенного всякой растительности. Верблюды, остроконечные шатры вперемешку с немногочисленными постройками из твердого материала. Стояла зверская жара, ни ветерка. Вдали на солнце блестел Индийский океан. Малко начал задавать вопросы и щелкать фотоаппаратом.
– Я хотел бы встретиться с руководством лагеря, – попросил он.
Абшир, казалось, был в восторге от активности «журналиста»... Фуския осталась в номере наедине со своими эмоциями. Малко знал, что она слишком напугана, чтобы участвовать в спектакле.
Абшир-"гадвен" обратился к кочевникам зычным голосом. Те послушно сделали Малко знак следовать за ними.
Обходя цыплят, лежащих верблюдов, висящие на распорках большие куски вялящегося мяса, они подошли к самому высокому шатру. Перед шатром сидели четверо мужчин и женщина. Это была та самая кочевница, которую он встретил у итальянцев в Могадишо: Хаво.